Он родился в Сибири, куда в 1949 году без суда и следствия были высланы его родители. Впервые он столкнулся с антисемитизмом в средней школе, когда ему несправедливо отказали в получении золотой медали. Он приехал в Израиль с дипломом Ленинградского института киноинженеров и успешным опытом работы за плечами, однако, в течение года в новой стране пылесосил ковры в театре.
Телеоператор Павел Коган, снимавший новости для многих израильских телеканалов, в том числе и для русскоязычных («RTVi», «ILand», «9 канал»), рассказал нам о том, почему его жена настояла на отъезде в Израиль, каким необычным способом их семья пересекла границу, и зачем новым репатриантам, которые хотят стать операторами, следует бывать на еврейских свадьбах.
В какой семье вы выросли?
Моих родителей без суда и следствия сослали в Сибирь из Кишинева в 1949 году. Просто в один день посадили в поезд, как и другие семьи еврейского происхождения, и — началась лагерная жизнь. Только после того, как Сталин умер, а я родился, мою семью отпустили. Мы переехали в украинский город Черновцы, где в то время было очень много евреев – так много, что даже некоторые украинцы говорили на идише.
А в вашей семье на каком языке говорили? Какие традиции соблюдали?
Дома родители между собой всегда говорили только на идише, а со мной и братом – по-русски. Очевидно, они хотели, чтобы мы – дети – быстро стали своими в СССР. Еврейские праздники и традиции старались соблюдать, но эдак незаметно, они были порядком напуганы годами, проведенными в Сибири. Поэтому, например, на Рош-а-Шана зажигали свечи, но при этом ставили их в самой дальней комнате, для того, чтобы их не было видно. В Йом-Кипур родители никогда не ели и не курили, не включали электроприборы, даже огонь на кухне не зажигали, но при этом папа ездил на работу на троллейбусе! Мацу на Песах в Черновцах пекли каждый год, но опять же — подпольно. К нам домой приходил человек, стучал в дверь и произносил какую-нибудь условность, приветы от неких надёжных людей, после чего отдавал коробки с мацой. А перед школьными экзаменами, помню, мама всегда по утрам давала мне поцеловать страничку из маленькой Торы. Вот такие были еврейские традиции, искаженные советской системой.
Когда вы на себе почувствовали отношение советского общества к евреям и еврейству?
Впервые я что-то начал понимать еще в школе. Я тогда учился в десятом классе, был круглым отличником, шел на золотую медаль. Однажды мою маму вызвали в школу и сказали: «Ваш сын сидел за одной партой с мальчиком, семья которого теперь уехала в Израиль. А где гарантии, что и вы, получив нашу золотую медаль, не уедете с ней туда же? Мы не можем этого допустить. Поэтому вы скажите, по какому предмету сыну поставить «4», иначе мы сами выберем». Пытаясь спасти ситуацию, мама предложила написать расписку в том, что наша семья никогда, ни при каких обстоятельствах в Израиль не уедет, но ей, естественно, ответили: «Как вы себе это представляете? Мы эту расписку приложим к протоколу сегодняшнего педсовета?». В итоге мне поставили «4» по химии. И медаль, конечно, не дали. Мне было обидно, а моей маме – вдвойне, потому что шестью годами ранее аналогичная история произошла и с моим старшим братом Ефимом.
Был в моей жизни и еще один, не менее значимый эпизод, связанный с антисемитизмом. Я тогда учился в Ленинградском институте киноинженеров. Работал над дипломом и одновременно проходил практику в проектном институте «Гипрокино», намеревался остаться там работать в телевизионной группе Технологического отдела. Но директор, даже не зная меня в лицо, сказал нашему начальнику: «У тебя в отделе уже работают Барбанель, Тудер, Галкин и Аксельрод. Вот скажи, куда там еще работник по фамилии Коган?!». Поэтому после учебы я уехал в Минск, где занимался эксплуатацией кино-видео и аудиооборудования при проведении массовых зрелищных мероприятий — до тех пор, пока моя жена не настояла на репатриации в Израиль.
С чем было связано ее желание?
Начало 90-х: уехали все мои родственники, многие друзья, почти весь наш круг общения. Да и особенности моей фамилии периодически давали о себе знать. Сначала из-за неё не хотели брать на работу мою жену, потом меня не решались отправлять в зарубежную командировку, перспектива службы нашего сына в советской армии нас тоже не радовала, а бытовые условия карточно-талонной системы с пустыми полками в магазинах портили настроение окончательно. Наконец, супруга убедила меня, что надо ехать. Ибо имеет смысл попытаться жить лучше.
Процесс переезда оказался нетрадиционным. Дело в том, что в то время (конец 1991 года) очереди на отъезд были огромными: для того, чтобы просто купить билет на поезд, надо было ждать месяцами. А приближалось 16-летие нашего сына. Это значило, что по наступлении этого возраста, нам придется оплатить ему заграничный паспорт, который стоил три моих месячных оклада. Значит, ехать нам надо было срочно. И тогда мы с приятелем, директором Дома культуры, организовали следующую комбинацию: он выписал себе командировку в Польшу, затем в его автомашину «Жигули» сели он со своим братом, я с женой, сыном и нашей кошкой. К машине прикрепили прицеп, на который разместили приобретённые на деньги этого якобы командированного товарища разные электробытовые приборы, включая холодильник, токарный станок и даже лыжи, и поехали из Минска в Варшаву. Приятель с братом — как бы в командировку, а наша семья — на ПМЖ в Израиль через Польшу. Фокус был в том, что мы везли все то, что моему товарищу ни в жизнь нельзя было бы самому вывезти за границу, а мне можно, я ведь еду на ПМЖ. А какая жизнь в Израиле без холодильника? Или без лыж? Или без токарного станка? Даже прицеп, помню, был записан как моя собственность. Мы перевезли все это добро через границу. Приятель не взял с нас ни копейки, потому что в Польше он продал все, включая прицеп, и заработал кучу денег. Мы же сделали главное — пересекли границу, еще и бесплатно. До сих пор вспоминаем эту историю как свой авторский патент в обход порядков советской системы.
С чего начиналась ваша жизнь в Израиле?
Я пылесосил ковры в хайфском городском театре. Без хорошего знания языка хотя бы на разговорном уровне найти работу ближе к кино-телевизионной профессии было нереально. Но по направлению и содействию организаций, связанных с интеграцией новых репатриантов, я пошел учиться на курсы телепроизводства, по окончании которых начал работать в тележурнале «Зеркало» — первой в Израиле телевизионной программе на русском языке. Режиссером ее была замечательная Таня Кисилевски. Позднее, тоже благодаря ей начал работать ассистентом оператора в службе новостей хайфского городского телевидения. Там потихоньку приспосабливался и к ивриту, и особенностям телепроизводства в Израиле.
Уже работая ассистентом оператора, я по-прежнему продолжал пылесосить в той же кабельной телекомпании. Однажды на съемочной площадке меня увидел мой «пылесосный» начальник и страшно удивился: «Ты что здесь делаешь?». Я объяснил, что ночью приходил и уже все пропылесосил, теперь вот подрабатываю оператором в телестудии.Но начальник этот оказался дальновидным человеком и сказал мне: «Тогда от пылесоса мы тебя уволим. Раз ты уже связался с такой заразой как телевидение, теперь так просто от нее не отделаешься». Как я ни уговаривал его, ковры мне больше не доверяли. А работа ассистентом оператора была периодической, поэтому параллельно с этим я ещё и подрабатывал видео-съёмкой свадеб. А затем стал работать на телевидении на полную ставку.
Расскажите об этом времени. Вам посчастливилось поработать на крупнейших русскоязычных израильских телеканалах.
Первым моим постоянным местом работы на телевидении в Израиле был канал «RTVi», я снимал для него новости в течение восьми лет, четыре из которых работал в тандеме с замечательным журналистом Еленой Мещеряковой. Наши совместные сюжеты даже участвовали в конкурсе канала «НТВ», где первое место занял наш репортаж о фуа-гра, а третье — сюжет «Ариэль Шарон: больной номер один». Мы еще шутили, что два первых места девушке из Израиля на российском конкурсе просто не могли дать. В сотрудничестве с Леной Мещеряковой и продюсером этого канала Михаилом Ковенским мы сняли два документальных фильма – один о русских жёнах палестинских арабов, а другой об иранских евреях, живущих в Израиле. Оба эти фильма успешно были показаны на международных кинофестивалях в разных странах.
Позднее, новой волна алии вынесла на телевизионные израильские берега и других известных российских журналистов, среди которых был Леонид Канфер. При его руководстве редакцией «9 канала» я стал теледежурным по северной части Израиля, работал оператором службы новостей на постоянной основе и в постоянной готовности. Нам удавалось делать новости весьма достойного качества. И мне до сих пор очень приятно осознавать, что я находился внутри этой высокопрофессиональной структуры.
Тот ваш «пылесосный» начальник оказался прав — телевидение стало частью вашей жизни?
Да. Именно от любви к телевидению я инициировал и провел (при финансовом обеспечении Министерства алии и абсорбции) фестиваль сюжетов, снятых на русском языке корреспондентами различных израильских телекомпаний. Фестиваль назывался “ТЕЛЕвИЗР”. В течение недели бесплатно для широкой публики в Хайфе было показано более ста сюжетов, снятых в разные годы израильскими, российскими и украинскими журналистами. На показах присутствовали и некоторые авторы этих сюжетов, они общались со зрителями, это давало им редкую возможность для интерактива. Материалы об этом фестивале были показаны в нескольких российских и израильских выпусках новостей. Мне важно было сделать что-то подобное в Израиле.
Вы также сотрудничали с израильскими городскими новостями. С кем вам проще работать и понимать друг друга: с коренными израильтянами или выходцами из России?
Моими коллегами по съёмочным группам были и выходцы из СССР, и коренные израильтяне (в том числе и евреи, и арабы, и даже друзы – и иудейского, и православного, и католического, и мусульманского вероисповедания). Со всеми удавалось найти общий язык, в том числе и профессиональный. С настоящими профессионалами мне всегда одинаково приятно сотрудничать. Я бы сказал,что телевизионщики — это отдельная национальность. И среди этих людей я себя чувствую комфортно, как в своей семье. Когда работа интересна, то я не успеваю уставать, не замечаю времени, жары и голода, могу долго ехать в машине. Потому что получаю удовольствие и от процесса, и от результата. Специфика моей операторской деятельности точно соответствует главному принципу моих предпочтений – мне нравится заниматься чем-то пограничным между искусством и техникой. И я очень рад, что именно с приездом в Израиль для меня открылась возможность делать то,что я люблю среди людей, с которыми мне хорошо.
Давайте представим начинающего оператора, который едет из России в Израиль. Где, на ваш взгляд, ему сегодня следует обучаться операторскому ремеслу, чтобы понять местные реалии, сделать успешную карьеру?
Мой опыт говорит о том, что, как ни странно, сначала лучше всего идти снимать свадьбы. Это наилучший способ приобрести опыт и навыки, которые могут пригодиться для оператора теленовостей. На свадьбах ты снимаешь события, которые нельзя переснять ещё одним «дублем», ты работаешь самостоятельно, без режиссера и даже без репортёра возле тебя. Ты сильно потеешь и от физической нагрузки, и от психологического напряжения (от страха ответственности за то, что люди платят свои деньги за съёмку одного из важнейших событий в их жизни). Это способствует быстрой учёбе. К тому же находишься возле людей, слышишь иврит, вникаешь в реалии. Это бесценный опыт. Также посоветовал бы поработать ассистентом оператора на крупном новостном канале, присмотреться к работе профессиональных операторов вблизи. Никакие лекции и семинарские занятия в колледже и институте не сравнятся с подобным опытом.
Какими человеческими качествами должен обладать хороший оператор?
Осмотрительность, креативность, рассудительность и терпение. Надо любить то, что снимаешь. Во-вторых, быть спокойным и терпеливым. Однажды я был на израильском мастер-классе легендарного оператора Вадима Юсова. Он сказал, что при выборе места, где нужно установить камеру, следует руководствоваться принципом: «Оператор должен стоять там, где ему удобно и комфортно». Только тогда он будет абсолютно спокоен, а, значит, добьется хорошей картинки и правильного кадра. Суетливость и нервозность могут очень навредить в нашем деле.
Если говорить обо мне, то я очень люблю лица. Даже если я не на работе, а, например, отдыхаю с женой за границей, люблю просто сидеть на улице и всматриваться в лица детей, стариков, мужчин и женщин. Жалею, что у человеческого глаза нет объектива с увеличивающими линзами, чтобы увидеть то или иное лицо крупнее.
А вообще — люблю свою работу ещё и потому, что моими глазами на происходящее смогут смотреть многие тысячи зрителей, которым интересно увидеть то, что на съёмке вижу я.
Автор: Лера Башей
