Марк Шагал – нарушитель гравитации

Режиссер Василий Аверкиев, лауреат Тэфи, руководитель мастерской телевизионной режиссуры Гжельского Государственного Университета побывал в МЕОЦЕ, на вечере -концерте Дмитрия МИНЧЕНКА – нашего постоянного гостя и написал свой отчет об увиденном.

 

Москва совсем белокаменна, и камень холоден. Неприступен. Тетушка у метро добрым голосом внятно объясняет: МЕОЦ, сынок? Так это прямо, упрешься в светофор, потом наискосок, чуть-чуть, затем поворот, снова прямо, и вы пришли». В общем, чуть замерзли с дороги, пока искали. Зато – потрясающе вежливый ресепшен.

Взлет на лифте. Зал. Сидят зрители. Трепет.

Тут и молодежь, и старость, румяная, бодрая, представленная во всевозможных вариантах. Старость мудра, она знает абсолютно все. В зале висит облако общей грамотности, холодных глаз, скрепленных жестко губ, скрещенных рук. Дамы в зале, как строгие охранники, холодные Атланты и Кариатиды, охраняют вход в мир искусства. Это не для всех! Студенты мастерской телевизионной режиссуры Гжельского Университета присмирели, испугались, зажались. «Будет чопорно, неприветливо, наверно скучно, напрасно мы приехали…»

19.10  – зал рукоплещет. Тишина. Не начинают.

19.15. – зал аплодирует. Попытка привлечь к себе внимание.  

Отклик. Через зал, что само по себе осмысленно, символично, хоть и не впервые, откуда-то сверху спускается Дмитрий Минченок. Он идет собранный, чуть волнуясь, это заметно, не скрыть. «Марк Шагал всегда заставлял ждать 15 минут. Хотел, чтобы успели рассмотреть его работы», – начинает Минченок.  – «Мы – тоже. Вас. Заставили». В зале – улыбки.

«Вообще, город Витебск был знаменит своими куриными котлетами», – продолжает он. Тетушки в зале даже ойкают, шипят,  будто увидели Витебск, и в нем – начинку – Марка Шагала – живого, плотского, непредсказуемого.

Далее – фокус. Психологический. Чудо, свойственное только свободному творчеству. Люди пытаются как-то это обозвать, ищут слова: духовность, вера, погружение, а это что-то четвертое. Со всеми  неожиданными поворотами, разворотами, блеском, падением, предательством, страстью, великой любовью, великими ошибками, заблуждениями, соблазнами, успехами, коварством – вдруг высветилась жизнь Шагала. И сразу эффект – мы уже не в «Амфитеатре», мы ходим по улицам города, по которым ходил Марк Шагал, нес свою страсть, боль, любовь. Слова, обороты Минченка, его движения – сначала не понятные, смущающие, вдруг начинают покорять. Мечты, иллюзии и страхи витебского художника тщательно перемешиваются с мыслями Минченка – жуткая пьянящая смесь, полезная микстура.

Драматург рассказывает, как много лет назад организовывал первую, в родном ему городе Витебске, выставку картин Марка Шагала – организовывал вместе с режиссером и кинопродюсером, ставшей его спутницей по жизни – Ольгой Дубинской. И картины Шагала долгое время хранились в их доме, ожидая выставочного часа. Тогда же Ольга сняла уникальный фильм как Ирина Эренбург разговаривает по телефону с Идой Шагал – и они долго заразительно смеются. 

В рассказе мелькают имена дочери писателя Ильи Эренбурга – Ирины Ильиничны Эренбург, с которой дружили Ольга Дубинская и Дмитрий Минченок. Ирина Эренбург дала им двоим самую знаменитую свою картину: «Обнаженная на петухе», подаренную Эренбургу Шагалом. Про встречу Дубинской и Минченка с крупнейшим историком искусств Александром Абрамовичем Каменским, искусствоведом Марины Бессоновой, Ильей Плоткиным – учеником Шагала, вся квартира которого на улице Заморенова была завалена пнями и подделками из дерева.

Минченок рассказывает историю, совершенно неизвестную, думаю, даже шагаловедам – о Ваве Шагал: «Спустя месяц после смерти Марка Шагала Вава (Бродская) как-то ночью проснулась от страшного женского крика. Она бросилась по дому и обнаружила свою служанку – мертвой. У ее тела с ножом в руках стоял ее муж. Мужественная вдова сумела утихомирить обезумевшего убийцу и отняла у него нож. Дальнейшее расследование все раскрыло. После смерти Шагала его вдова Вава наняла новую прислугу – русскую пару. Супруга, у которой был любовник, потихоньку, по одной-две штучки в месяц, приворовывала гуашевые работы Шагала, которые кипами лежали в мастерской. Любовник продавал добычу. Когда они скопили кругленькую сумму и собирались бежать, об этом узнал обманутый муж. Напившись с горя, он в приступе безумия, зарезал жену здоровенным кухонным ножом».

В этом месте рассказа возникла хичкоковская атмосфера, и кто-то в зале прошептал: «Точно Ираклий Андронников». Но Дмитрий Минченок не стал останавливаться на триллере. Он уже летел вперед:

«Самое ужасное, что практически никто из московских гостей Шагала не мог понять, что вкладывает в свои слова гениальный хозяин, когда немного грассируя и заикаясь, произносит на выдохе: «Так вы не из Витебска?» И сразу – переход к тоске, которую выплескивал на холсты Марк Шагал. Минченок говоря о Шагале, говорит очень «от себя»:

«Совершенство – это очень хрупкий путь. Совершенный Бог не знает милосердия и жалости. Он может просто проявить снисходительность, но настоящую любовь дает только милосердие, – когда ты принимаешь другого со всеми его поступками, со всеми его грехами, которые ты сумел простить. Иначе чего стоит миф о человеке, который на кресте сумел простить тех, кто кричал: «Распни его, распни!» 

К этому моменту он нащупал ноту, которая оказалась созвучна звучащему в душах зрителей. Возникает общее звучание. Не каждый может этим похвастаться: «услышать время». В зале повисает тишина, а Минченок продолжает:

«И даже если этого не было, сама человеческая фантазия, которая лелеет этот образ, уже говорит о том, что в каждом из нас живет это великое начало, делающее нас более сильными, чем Боги – способность быть милосердными, а не снисходительными». 

И этот монолог  – вдруг – как открытее ворота. Зал вдруг сближается с рассказчиком, которым Минченок, по сути, и является, лед топится. Вот именно в этот момент, не в криминале, не в прочем, а на реплике: «Великое начало, делающее нас более сильными, чем Боги – способность быть милосердными, а не снисходительными», – зал лежал у его ног. Это был фокус!

А Минченок уже говорил про боль, которую Марку принесла трагическая, преждевременная смерть Беллы. И он процитировал фразу из дневников юной, трагически ушедшей из жизни своей жены – режиссера и журналистки – Ольги Дубинской, снявшей знаменитый фильм «Страсти по Владиславу», и Дмитрия с миром Марка Шагала познакомившей, вместе с ним устраивавшей первую выставку Марка Шагала в Витебске после Перестройки, под патронажем знаменитого директора, создавшего и музей Шагала, и фестиваль «Славянский Базар» в Витебске – Родиона Басса:  

«Будущее и есть единственная цена, единственная надежда нашего прошлого. Ибо только в неизменной надежде друг на друга: прошлого на будущее, и будущего на прошлое держится наш мир, такой хрупкий, такой неравноценный, но вместе с тем прекрасный. Ибо только в нашей трусости, слабости и падении может родиться луч спасения, луч надежды. Ибо сильным и могущественным спасаться не к чему. Они так и НЕ вышли из чертога невинности. Они так и остались как Боги. Но быть человеком – это совершать ошибки. Это, как бы банально это не звучало, падать и снова вставать. Вставать с надеждой на то, что когда-нибудь ты дойдешь до того места, где тебе снова будет и легко и хорошо, и где к тебе вернется то былое ощущение счастья, которое бесконечные предательства лишили тебя».

Финал был с комком у горла. Умно, тонко, и энергетика на все сто.

Студенты из Гжельского университета встают на аплодисменты.

А Минчёнок стоит  – открытый миру и поглощает его, поэтому творец, поэтому к нему тянутся люди, поэтому у него была такая чудная красивая жена. Впитывая жизнь, он может это отразить: тонко, чувственно, это заряжает и притягивает к себе. В творчестве все свободны – в подлинном творчестве, потому что это всегда чуть-чуть соблазн.

 Режиссер Василий Аверкиев, лауреат Тэфи, руководитель мастерской телевизионной режиссуры Гжельского Государственного Университета.

Читайте также