.png){kind=icon}
Бескомпромиссный в живописи художник и дизайнер Леонид ( Йегуда ) Фербер – одессит с национальным одесским чувством юмора, выпускник московского Института печати, отец девятерых детей, преподаватель Талмуда, с 1992-го года живет в Израиле. Сегодня, помимо своей художественной деятельности, он с душой и профессионализмом оформляет книги. Наиболее известные издания, выпущенные нашим героем: «Даат твунот» раби Моше Хаима Луцатто, «Чтобы ты остался евреем», «Пасхальная Агада» рава Ицхака Зильбера и другие вещи из фонда наследия рава Ицхака, «Томер Двора» рабби Моше Кордоверо и пр. С ним сотрудничают издательства «Толдот Йешурун», «Пардес», «Геула», «Тора Лишма», Фербер также трудится над созданием геральдических знаков, монограмм, вензелей. Работы художника – мощные, сочные, наполненные цветом и светом полотна, в его живых творениях всегда присутствуют концептуальность, уникальная история , нестандартные герои.
***
– Леонид, согласны, что художник должен быть голодным?
– Не согласен, голод не помогает вдохновению, а способен заставить искать другие источники дохода, поступиться важными принципами творчества, всегда лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.
– Набрасывая первые штрихи к вашему портрету, где появились на свет?
– Родился в Одессе, в центре города, у железнодорожного вокзала, точный адрес родильного дома не назову ( смеется * ), и сразу начались проблемы – ясли, садики. Школу помню хорошо, пошел в первый класс в 6 лет. Моя учительница Леокадия Анатольевна посмотрела мне в глаза и вынесла суровый приговор, любви с первого взгляда не получилось, однако моя одесская мама не согласилась с вердиктом, и военные действия двух сторон не прекращались до окончания учебы. Маму в школе боялись и уважали, поэтому у педагогического коллектива не имелось надо мной крупных побед, 
тем не менее, нельзя назвать эти годы лучшими в жизни. Потом захотелось заработать денег, стал фрезеровщиком третьего разряда на заводе прессов и автоматов, где в месяц получал «три зарплаты» Леокадии Анатольевны. Дяди Вася и Витя стали моими наставниками на производстве, научили работать за фрезерным станком, любить его, ухаживать за своим «кормильцем». Помню и наш одесский Привоз, где моя мама всех продавцов и таксистов мужского пола называла «Ленечками», почти всегда угадывая. В следующей потом армии одесская художественная школа сделала меня привилегированным солдатом, а чай, который пил в теплой ленинской комнате, рисуя портреты вождей, казался особенно вкусным. Потом поехал в Тбилиси, брал уроки живописи у заслуженного художника Грузии Гии Марказашвили. Следующий пункт моей биографии – Москва, где безумно понравилось, а столичные жители в полной мере «оценили» мою одесскую речь. В российской столице нашел настоящих учителей, поступив в Институт печати, там меня ждала очень веселая интеллигентная публика, учиться в его стенах стало сплошным удовольствием.
– Что особенно запомнилось из тех беззаботных лет учебы?
– Беззаботных лет учебы не было, прежде никогда столько не учился и не работал. Но заряд, полученный тогда, до сих пор дает о себе знать. В Институте печати встретил ряд замечательных художников и преподавателей, они учили нас разумному, доброму, вечному, фанатично веря в величие искусства. Студенты самовыражались, бесконечно разделяя взгляды учителей. Мне же этой «религии» оказалось недостаточно, и отправился в синагогу, дабы купить Тору, но мне ответили, что эта книга закончилась. Однако, продолжал туда заглядывать, помню, что почти у всех стариков в синагоге были лица, словно сошедшие с антисемитских карикатур, и грудь в орденах. Начал соблюдать субботу, познакомился с непримиримыми героями – отказниками, в 1989-м году в Москву приехал раввин Александр Айзенштадт, организовавший ешиву «Торат Хаим», в ней я учил Тору, постепенно получая высшее образование, потом женился.
– Как описать художественный стиль, в котором вы работаете? Кого можете считать своими учителями в живописи, что предпочитаете читать на досуге?
– Школа живописи и рисунка полиграфического института в основном опирается на художников до периода русского авангарда, включая его и значительно отличается от классической советской. Среди наших преподавателей оставались прародители, культовые заслуженные советские художники начала века, которым удалось сохранить методику, основанную В.Фаворским. Радостно, что эта школа до сих пор жива, несмотря на многократные переименования. Именно там я приобрел основы художественного мышления в живописи, рисунке, графике, понимании искусства, нас не учили, как в других учебных заведениях – марать портреты вождей. Горжусь своими учителями: Андреем Дмитриевичем Бисти, Владимиром Ефимовичем Брайниным, Максимом Карловичем Кантором, Владимиром Петровичем Косынкиным, Владимиром Леонидовичем Шишковым, а читаю Танах, Талмуд, писателей южной русской школы, философскую сказку.
– После переезда на историческую родину взяли ли что-то от израильской школы живописи?
– Дело в том, что в Израиле нет сформировавшейся школы рисунка и живописи, ведь в еврейское государство приезжают люди со всего света, каждый со своим культурным багажом, тут другие художники, и у каждой галереи – свой стиль. Мой 
основной источник дохода – оформление и выпуск книг, причем русскоязычная, религиозная, традиционная еврейская книга — достаточно специфическая вещь, как с эстетической точки зрения, так и с технической. К ее сложной конструкции следует добавить дополнительные структуры на русском языке и умение грамотно совместить еврейский текст с переводным.
– Насколько религия помогает вам в жизни, и важно ли учитывать законы Торы, если занимаешься выпуском религиозной литературы? Или можно употреблять некошерную еду, не соблюдать субботу и праздники, а потом становиться за печатный станок, лишь бы не подвести заказчика?
– Нельзя сказать, что религия как-то мне помогает, просто я так живу. Уверен, не соблюдающему иудею неправильно выпускать подобную литературу, хотя у наших собратьев все построено на Торе, даже у тех, которые ее отрицают.
– Тогда какими качествами должен обладать человек, выпускающий Тораническую литературу?
– Жить по Торе, иметь эстетический вкус и профессиональные технические навыки, понимать непростую философию устройства книги.
– Где ловите вдохновение и насколько часто сегодня создаете новые картины? Есть ли у вас некий план, например, каждый месяц радовать своих поклонников свежим полотном? У вас также очень любопытная цветовая гамма, от чего зависит авторский выбор красок?
– Моя муза прячется в бомбоубежище, которое в мирное время стало моей мастерской. Главное –начать, а вдохновение никуда не денется. Сюжеты, идеи придумываются, забываются, вспоминаются, получаются или нет, все происходит неожиданно. Творческий процесс у меня ненормированный, некоторые картины пишу с большими перерывами, иногда – за один раз. Лучший друг музы – карантин, за который успел завершить несколько полотен, но к сожалению закончились холсты, а магазины, где их покупают, оказались закрыты. Много лет учил Талмуд, занимался книгами, 
стараясь надолго не оставлять живопись. Идеи сюжетов моих работ просто приходят в голову, после чего стараюсь передать увиденное на холстах. Постепенно нашел какую-то свою систему образов, свой художественный язык. Мое творчество зависит от отношения к жизни в данный момент времени. Когда жил в СССР, в холстах проскальзывало больше темных тонов, ведь в советских реалиях с детских лет воспитывали, наказывали, это – превалирующая система отношения к происходящему в прошлом, состояние души, которое мы впитали с молоком матери, наказание, как способ построения жизни. Думаю, Андрей Васнецов – создатель так называемого «сурового стиля» именно это подразумевал, не только большой художник, но и большой человек, все полотна которого – черный серый и белый цвет, у него почти не встречалось других оттенков, что отражало его личностную и художественную позицию в пространстве России. Большинство его задумок, как монументальных, так и малоформатных выполнены в чёрно-белой гамме. В Израиле же, где практически не наказывают детей, сложилось другое пространство отношения к действительности – очень сильный свет, яркое солнце, синее небо, золотые камни, формирующие цвет моих картин. Творчество в моем понимании – производная жизни, не самоцель, а метод принятия вещей, который стараюсь выразить в своих работах.
– Что вам более всего нравится в этой жаркой стране четырех морей, каковы ваши цели на будущее?
– Обожаю теплых, открытых израильтян, здешнюю температуру воздуха и воды, черепичные крыши, яркий свет, но в еврейском государстве мне не хватает профессионального общения, к которому привык в Москве. В планах – продолжать развивать мое творчество.
– Куда обращаться желающим заказать у вас картину?
