Симон Осиашвили – российский поэт, певец, заслуженный артист России. Самые известные из его песен: «Не сыпь мне соль на рану», «Бабушки-старушки», «За милых дам», «Капля в море» (композитор В. Добрынин), «Любовь-Пять Звезд» (А. Добронравов), «Дорогие мои старики» (И. Саруханов), «Мамины глаза» (Е.Кобылянский), «Ты мой бог» (С. Павлиашвили), «Зимний сад» (А. Глызин), «Первые цветы» (А. Державин). Начиная с 1986 года песни Осиашвили ежегодно являются неизменными лауреатами фестиваля «Песня года». 7 марта, в зале АМФИТЕАТР Московского еврейского общинного центра, состоится концерт певца в рамках клуба «Хороший вечер», посвященный весне и прекрасной женской половине человечества. В преддверии этого события, мы поговорили с артистом о творчестве и о роли еврейства в его жизни.
О корнях
Родился и вырос я во Львове, родители мои встретились на фронте. Мама была врачом, майором медслужбы, а папа – всего лишь старшим лейтенантом, политруком. Там и возникла их семья. После войны родители несколько лет прожили на родине моего отца в Тбилиси, надеясь, что им как орденоносцам-фронтовикам дадут квартиру, но этого не случилось – и тогда они переехали во Львов к родне мамы. Папа, окончивший до войны тбилисскую консерваторию, стал работать во львовской филармонии с программой «Песни народов Кавказа», а мама, врач-педиатр, возглавила «Дом ребенка».
Впервые о своей национальности я узнал в первом классе, когда один из моих одноклассников заявил, что «с жиденком никто не играет». Наверно, он не сам так решил, а ему это объяснили взрослые. А товарищ по уличным играм дразнил меня «грузин-жопа резин». Так что многое в моей судьбе намешано: фамилия у меня грузинская, мама моя – еврейка, родился я на Украине, живу, пишу, думаю по-русски – и поэтому, когда меня спрашивают, кем же я считаю себя по национальности, я совершенно искренне отвечаю, что я – живое воплощение торжества ленинской национальной политики. Конечно, не в плакатном, а в нормальном смысле, когда люди судят о человеке не по тому, что записано в его паспорте, а по тому какой он, хороший или плохой, добрый или злобный. У меня есть стихотворение, где все обо мне правда:
Мне легко жить в России –
дружить с мужчинами русскими,
целовать ее женщин красивых,
песни петь ее грустные.
Мне Россия отцом завещана –
он ее отстоял вместе с русскими,
и с мамой моей повенчаны
дугой они были Курскою.
И Россия это запомнила,
и меня своей кровью наполнила –
и я знаю: отломят мне ситного
Иванов и Петров и Сидоров…
И я так объясню сыну,
если спросит, какого народа мы? –
нам легко жить, сынок, в России,
потому что она – Родина!
Начало пути
Школу я окончил с золотой медалью, а политехнический институт – с красным дипломом и стал работать программистом во Львове. И все было нормально, тем более, что профессию я себе выбрал совершенно осознанно – еще в школе был победителем областных и республиканских математических олимпиад, так что никем иным кроме как технарем себя не мыслил. И уж во всяком случае, не гуманитарием точно. Все так и складывалось, пока однажды не прочитал я в журнале «Юность» повесть актера «Таганки» Вениамина Смехова «Служенье муз не терпит суеты». В этой повести были процитированы стихи некоего безымянного автора. Это через несколько лет, когда были положены эти стихи на музыку, стали они популярной песней, называлась она «Под музыку Вивальди». Но это случилось потом, а тогда, прочитав эти стихи, я просто сошел с ума. И дело не только в том, что стихи эти с бесконечными аллитерациями, с набегающими друг на друга, как волны, строками, очень музыкальны. Для меня главнее всего оказалась ситуация возвращения к предыдущей любви, описанная в этих стихах.
А у меня как раз в жизни тогда именно это и происходило, я тоже возвращался к предыдущей любви. И вот все вместе, эти волшебно красивые стихи и эта ситуация – просто свели меня с ума. Я стал без конца бормотать про себя эти строки, днем и ночью, наяву и во сне – постоянно. А через некоторое время вдруг обнаружил, что бормочу уже другие слова, то есть не просто слова, а стихи, которые я сочинил сам. Вот это новость! Я ведь до этого стихов никогда не писал, даже в том романтическом возрасте, когда просто положено это делать. Да и не читал их почти. А тут на тебе, взрослый двадцатичетырехлетний положительный человек, с серьезной профессией, вдруг занялся таким эфемерным делом. Смешно! Но мне было не смешно. Потому что несколько месяцев спустя выяснилось, что я просто не могу без этого жить. Меня перестало интересовать все на свете, кроме сочинительства. И в этом было огромное счастье, потому что до этого жил я по накатанной не мной колее: школа, институт, работа – и вдруг пришло ко мне Нечто, перевернувшее и захватившее всю жизнь. Но это, так сказать, эмоциональная сторона дела. А была еще и рациональная. Работа программиста стала меня тяготить, я хотел профессионально заняться сочинительством и отдавал себе отчет, что и образован я в гуманитарном смысле мало, да и в украиноязычном Львове мне с русскими стихами далеко не пойти. И выход мне виделся один – Литературный институт. Тот самый, знаменитый, имени Горького. Выпускникам которого, как мне казалось из львовского далека, открыта прямая дорога в литературу.
Собрал я свои стихи, положил их в конверт и отправил в Москву, на творческий конкурс в Литературный институт. Не знаю, как сейчас, а в те годы, когда страна наша была самой читающей в мире, оказалась она еще и самой пишущей. И конкурс в Литературный институт был свыше трехсот человек на место. Потому что один такой он был на всю одну шестую часть мира. Но мне повезло, я прошел конкурс, вернее, стихи мои прошли.
Шанс изменить судьбу
Так я стал второй раз студентом и уехал до осени домой, во Львов. А перед первым сентября одолели меня вдруг сомнения – надо ли мне все это. Ведь мне уже двадцать шесть, я бросаю налаженную жизнь, работу, жилье – определенность, одним словом, и уезжаю в совершеннейший туман. В чужой город, в одиночество, в общежитие, в неясные перспективы. И мне стало страшно. Я не спал ночами, мучился – был в полной растерянности. И здесь решительно выступил мой отец, который сказал, что мне дан шанс круто изменить судьбу, жить совсем другой, возможно, более яркой жизнью – и если я упущу эту возможность, то никогда себе этого не прощу. Да, очень может быть, у меня ничего не получится, но я всегда смогу вернуться, а если не попробую, то другого раза уже не будет. Никогда не нужно жалеть о том, что сделал, жалеть надо только о том, что мог сделать – и не стал. Эти слова я запомнил на всю жизнь. И стараюсь свои поступки сверять с этой формулой.
Надо сказать, что отец мой не случайно так настаивал, чтоб я поехал в Москву. Дело в том, что я каким-то образом повторил его судьбу. Когда-то, еще до войны, папа учился в Тбилиси в финансовом институте и во время преддипломной практики подрабатывал грузчиком. А чтобы легче работалось, пел. И вот подходит к нему некто и говорит: «Молодой человек, вы хорошо поете, вы учитесь в консерватории?» На что мой папа ему отвечает, что ни о какой консерватории он и не слыхивал, и что через месяц будет бухгалтером. Тогда папин собеседник заявляет, что такая естественная постановка голоса большая редкость и нужно обязательно заниматься пением профессионально, а быть бухгалтером может каждый. Он оставил отцу свой телефон, и через некоторое время они встретились уже около пианино – и папин знакомец, оказавшийся профессором консерватории, прослушав отца еще раз, написал ему рекомендацию на музыкальный рабфак (так в те времена называлось музыкальное училище), окончив которое папа поступил уже в консерваторию и стал профессиональным певцом-тенором.
Поступки действеннее слов, и личный пример родителей был куда более воспитательным, нежели они бы сто раз прочитали мне мораль. Они любили друг друга и нас – мою сестру Сули и меня. Мы выросли очень родными людьми, у меня никогда не будет более близкого человека, чем сестра, хотя мы уже более сорока лет живем далеко друг от друга. Жизнь родителей была непростой. Они встретились на фронте, на Курской дуге, где мама была главным хирургом госпиталя, а папа – завклубом, куда его определил командующий, грузин. Он пожалел отца, когда узнал, что у него консерваторское образование, а он служит на передовой политруком. Иначе папа вряд ли дожил до победы…
День Победы всегда был самым главным праздником у нас дома, родители надевали боевые ордена и медали, мама пела военные песни. С тех пор и для меня этот праздник очень важен – я всегда в этот день поминаю дорогих моих стариков, разложив перед собой те самые боевые награды… Наверно поэтому и написались стихи «Дорогие мои старики», хотя они не сочинялись мной – в том смысле, что я не затратил никаких усилий на их создание. Они как бы выплеснулись из меня на бумагу. Игорь Саруханов, автор музыки, тоже совсем не работал над песней – он посмотрел стихи, которые я ему показал, глаза его заблестели, и он сказал: «Ты сам не понимаешь, что написал…». А потом взял гитару и сразу спел песню «Дорогие мои старики». И она живет уже долгие годы. Потом Саруханов не раз говорил, что этими стихами тема родителей закрыта раз и навсегда, но я еще неоднократно возвращался к ней и очень дорожу песней «Мамины глаза», которую блистательно исполнила Тамара Гвердцители. Помню, когда я позвонил ей и напел стихи, написанные на музыку Евгения Кобылянского, Тамара заплакала на другом конце провода и сказала, что это песня про нее и ее маму. А я писал о себе и своей…
Первые песни
То, что я стал сочинителем песен, произошло почти случайно. Будучи студентом Литературного института на каникулы я, естественно, ездил в свой родной город Львов. Я любил бывать в кофейнях, кои были на каждом углу. И вот однажды я там разговорился с одним молодым человеком, который оказался композитором, студентом консерватории. Он ко мне пристал с предложением написать песню. Я отказываюсь, мол, какие песни, я занимаюсь серьезной поэзией, а это низкий жанр. Но он не отставал, а мы подружились и встречались почти ежедневно – и я понял, что мне проще согласиться, чем убедить его в своей позиции. И я написал нечто, что, как мне казалось, могло бы быть текстом песни – а через две недели мой новый приятель позвал меня во Дворец молодежи послушать нашу песню. И вот я в зале, полном зрителей, и музыканты поют стихи, которые я сочинил. И пятьсот человек их слушают, представляете? Это невероятное ощущение. Потому что кто сегодня, в наше непоэтическое время интересуется стихами? Ведь эпоха стадионной поэзии канула в лету вместе с шестидесятыми годами, а сейчас кому я могу показать свои стихи? Ну, послушают их пять-десять ненормальных, а остальным и дела нет. И я понял: вот он, выход к аудитории. Я обязательно буду писать песни, но только такие, чтобы их тексты были самоценными, чтобы их не стыдно было дать почитать глазами, без музыкальной поддержки. Вот так случай привел меня к песне. Так же, как и то, что я вообще пришел к поэзии – случайно прочитанная повесть со стихами «Под музыку Вивальди» перевернула всю мою жизнь.
За долгие годы мной написано немало песен, некоторые из них, скажем, «Не сыпь мне соль на рану», «Дорогие мои старики», «Зимний сад», «Мамины глаза», «Ты не ангел», «Ты мой бог», « За милых дам», «Все цветы» и многие другие стали победителями телефестиваля «Песня года», всего я обладатель двадцати лауреатских дипломов. Но дороже всех наград для меня то, что песни эти живут уже долгие годы – значит, они нужны людям.
От сочинительства к исполнению
Первые шаги мои на сцене были непростыми, но тут очень кстати пришелся полученный мной в Литинституте навык держать удар, потому что мне пришлось пережить очень нелегкий период ироничного ко мне отношения со стороны коллег и редакторов, которые в один голос убеждали меня не делать этого, мол, я состоявшийся автор и нечего менять амплуа. Но я видел, что людям нравится, они приходят на мои концерты, покупают диски, где я уже не только автор, но и исполнитель, а что касается коллег, то, в конце концов, это их личное дело – не нравится, не слушайте. Ну и постепенно все привыкли к тому, что я существую теперь в двух ипостасях – автора и исполнителя. Сегодня в моем багаже уже три диска: «Положи мне голову на плечо», «От любви любви не ищут» и «Любимые песни.ру», где я выступаю не только автором стихов, но и музыки, а также исполнителем.
Радость рождения песни
Я не прошел мимо шансов, которые подкидывала мне жизнь. Я считаю себя счастливым человеком. Потому что в моей жизни есть огромная радость – радость рождения песни. Когда я сижу на своем диване, вожусь со словами, терзаю гитару – и вдруг чувствую: пошло! Мне нравится!!! Большего кайфа, чем это состояние, я никогда не испытывал. Конечно, успех, деньги, которые потом принесет песня – все это замечательно, но ни с чем невозможно сравнить ту совершенно невероятную радость, которая охватывает меня в эти мгновения. Но сочинительство – дело волчье, одинокое, и только мой кот Кука видит, как все это происходит. Он первый слушатель моих опусов, потому что всегда присутствует около меня во время работы – и надо сказать, что судья он строгий, и если ему что не нравится, дает мне понять это своими коготками. Иногда песня рождается долго, порой мучительно, а другой раз на ее сочинение тратится ровно столько времени, сколько нужно, чтобы записать ее на бумаге.
Я считаю себя счастливым человеком потому, что состоялся в профессии, и что в 2002-ом году мне присвоено звание Заслуженного артиста России, и еще потому, что у меня вышли три книги стихов, кстати, последняя «Мамины глаза» опубликована в прошлом году, как раз к двадцатилетнему юбилею одноименной песни. Я назвал этот сборник «Мамины глаза» совсем не потому, что мою песню с таким названием исполняет великая Тамара Гвердцители, и даже не потому что с возрастом память, как увеличительное стекло, все отчетливее высвечивает далекие воспоминания о теплом молоке с сахаром, которое я пил из блюдца в маминых руках, о песне «Эх, дороги», которую мама пела мне вместо колыбельной, о том как, встречая маму с работы, я протягивал ей халат и тапки, чтобы она больше не уходила. «Сталат и тапты», так называл я их, как рассказывала мне потом мама… А потому, что чем дольше я живу на свете, тем чаще я вспоминаю мамины глаза, и все важнее для меня становится то, как бы посмотрела она на меня в той или иной жизненной ситуации. Иной раз мне кажется, что я и сам смотрю на жизнь мамиными глазами. Потому что ничего важнее этих глаз, оказывается, и нет… Думаю, рано или поздно, это осознает каждый.
Автор: Яна Любарская