Получил я тут недавно новое раввинское назначение. Нет, община моя пока, слава Б-гу, со мной не расстается, и чемоданы упаковывать мне не предстоит. Назначение, можно сказать, виртуальное. Поставили меня раввином одной маленькой, но гордой группы в одной огромной социальной сети.
Должность не оплачиваемая, но и не обременительная. Главная задача – выставлять периодически в группе интересные материалы по иудаизму. А еще более главная – не слишком присматриваться к материалам не по иудаизму, которые выставляют другие участники группы…
Как вы, может быть, знаете, почти в каждой общине есть президент (или председатель), чья главная обязанность – думать, чем же раввин еще в жизни занимается, кроме пятнадцатиминутной проповеди в Субботу. Так вот и в каждой группе есть модератор. И модератору моей подопечной группы пришла вдруг в голову замечательная идея: объявить один день недели Днем Торы. То есть, чтобы люди задавали раввину любые вопросы, а раввин, соответственно, чтобы на них отвечал.
Идея и в самом деле замечательная. И потому что этот день недели до этого был Днем совсем другого, и потому что мое торчание в этой “огромной социальной сети” в этот день стало небывало осмысленным.
Вопросы были самые разные. И из серии “лень погуглить”, и очень серьезные. Но с одним из них я не справился, не смог ответить. Вернее, не мог ответить коротко и потому оставил без ответа. Одна женщина попросила меня поделиться историей про Любавичского Ребе, которая бы имела отношение ко мне лично, и поделиться какой нибудь личной “историей успеха”.
Мне вспомнилась московская зима в начале 90-х и только что отвоеванная у деятелей советской культуры синагога Полякова на Бльшой Бронной. Там тогда временно размещалась наша марьинорощинская ешива, куда я после изучения прикладной математики в институте пришел изучать сами понимаете что.
И я вспомнил вечер, когда, казалось, темнота длиннейших зимних ночей вдруг проникла в мое сердце, и, не в силах противостоять депрессии, я увидел себя в центре огромного города, запертым в каком-то микро-гетто, уткнувшимся носом в какие-то книги, в окружении кучки каких-то странных, не совсем нормальных людей. Людей, по большей части, не от мира сего, к миру сему почти равнодушных и даже одевающихся настолько необычно, что, когда мы однажды в Шаббат всей ешивой шли пешком из Марьиной рощи на Бронную, то панки, тусовавшиеся в сквере на Пушкинской, посмотрели на нас с большим уважением. А за стенами, окружавшими это странное пространство, за пределами этой “выколотой точки” – жил и шумел огромный, удивительный, восхитительный мир…
За большим столом неподалеку от меня младшая группа изучала беседу Ребе о Хануке. Неохотно оторвавшись от депрессивных мыслей, я начал прислушиваться. А потом стал слушать.
Ребе рассуждал о том, что в ханукальных молитвах мы благодарим Всевышнего за то, что является самым значимым из исторических событий Хануки. И это не победа еврейских повстанцев над войсками Империи, и это даже не чудо, случившееся с храмовой менорой. Это то, что ничтожная горстка оставшихся верными Б-гу “мракобесов” одержала верх над подавляющим большинством своих ассимилировавшихся, влюбленных в “великий современный мир” собратьев…
Этот украдкой услышанный урок о том, что Истина – это не всегда то, что кажется “нормальным” большинству, надолго вправил мне мозги. И это – моя “личная” история о Ребе.
Я не стал ни великим математиком, ни заурядным программистом. А стал человеком, чья главная обязанность, конечно же, не произносить проповеди, а отвечать на вопросы людей (иногда – просто выслушивать), и которому в награду за это иной раз счастливится видеть, как люди действительно находят ответы, и даже чувствовать какую-то свою сопричастность. И это – моя личная “история успеха”.