Выступавший пытался сдержаться, но слёзы текли из его глаз, и под конец траурной речи он произнёс: «Вместо денег на поездку, которые я планировал тебе подарить, я сегодня утром оплатил твой участок на кладбище. Только вчера ты сдал экзамен и получил водительские права на мотоцикл. В четыре часа утра твой младший брат позвонил мне и рыдал в трубку. Он не хотел говорить, что случилось, но я понял — ты погиб… Сразу же после получения водительских прав!»
Вчера, в четверг, во второй половине дня я получил сообщение от женщины из Израиля с информацией о времени похорон её сына. Я отменил все вчерашние планы и сразу же поехал вместе с женой в похоронный зал. Она подошла к убитой горем матери, которая была поражена, увидев нас. Это вообще была наша первая личная встреча после многих лет телефонных разговоров — с тех самых пор, как её сын попал в беду и сидел в московской тюрьме.
В те времена я навещал его каждую неделю, приносил ему кошерную еду, разные вкусности, ведь он упорно отказывался есть некошерную, которую давали в тюрьме. И хотя его жизненный путь был неровным, он с удивительным упорством соблюдал многие заповеди, вызывая искреннее восхищение. И позже — когда сын был экстрадирован для отбытия заключения в Израиль — мать регулярно сообщала мне о его судьбе. Я даже ездил навестить его около двух лет назад в одну из израильских тюрем.
И ведь совсем недавно этот молодой человек написал мне радостное сообщение о том, что его снова выпустили — уже из второго заключения. Он просил как можно скорее встретиться. Мы договорились. Но я никак не ожидал, что встреча состоится в похоронном зале, всего через несколько часов после того, как он разобьётся на своём мотоцикле.
По просьбе матери и её мужа я поднялся на трибуну, чтобы произнести прощальную речь перед примерно двумя сотнями собравшихся. Я со скорбью рассказал о личности покойного, о многих душевных беседах, которые мы вели, о наших занятиях Торой, о том, как он освящал Имя Всевышнего в московской тюрьме, о его стремлении измениться, укрепиться, стать лучше, и о его особом уважении к своей матери. Я упомянул и саму мать — удивительную женщину, которая любила своего сына без всяких условий и всегда делала для него всё, что могла.
Потом один из выступавших, друг семьи, рассказал об отце этого юноши, которого мы вот-вот собирались похоронить, — что тот был убит около двадцати лет назад, и что его убийца тоже недавно был убит. Да, таких воспоминаний на похоронах я никогда не слышал. И я осознал, что до сих пор не понимал ничего в его жизни. Учитывая окружение и атмосферу, в которых рос этот мальчик, неудивительно, что он за свою короткую жизнь успел пережить то, что другим не случается пережить и за долгую. Я понял, как жаждал он свободы – настоящей свободы, но не мог найти к ней дороги. И едва получив водительские права, он помчался с огромной скоростью, только ветер свистел: «вперёд! вперёд! я могу ехать, куда хочу!» – но он не умел двигаться по жизни… И в прямом, и в переносном смысле.
Я присоединился к несущим носилки, и мы сопроводили покойного в последний путь, а вокруг — рыдающие родственники и убитые горем друзья. А в моей душе — глубокая скорбь об этой молодой душе, и о многих других юных людях, сопровождавших нас, чья еврейская душа жаждет переживаний, жаждет смысла, но не знает верного, здорового и истинного пути.
Дорогой мой юный друг, Нахман бен Оз, благословенна будет твоя память, пусть твоя душа будет связана в узле жизни. Иди к своему концу, покойся и восстань к своему уделу в конце дней — при полном и истинном Избавлении. И скажем: амен.
