Как-то, давно это было, на одной большой еврейской тусовке я повстречался с Шаинским. Один единственный раз поговорил с великим человеком – первый и последний. Больше не пришлось. Три минуты поговорил. Могу писать мемуары.
Был роскошный банкет. Маэстро уже основательно воспарил. Я подошёл к нему в тот момент, когда он безуспешно гонялся вилкой за убегающим солёным грибочком. Я зачарованно смотрел за погоней. Он, не оставляя вилки, поднял глаза.
– Владимир Яковлевич, – спросил я, – это правда, что советская песенная культура в существенной мере инспирирована еврейским влиянием?
– Неправда.
– Стало быть, я ошибаюсь?
– Ошибаетесь. Не в существенной мере, а вся! Вся инспирирована. Целиком.
– Вот это да! – сказал я. – Вся! Целиком! А нельзя ли поподробней, пример какой-нибудь?
– Какой вам пример?! Зачем?! Это всякому очевидно.
Я с сокрушением сердечным подумал, что культурный мой уровень не дотягивает до всякого, но не сообщил об этом Шаинскому, а продолжал настаивать:
– И всё-таки.
– Ну, хорошо, пожалуйста, глаза разбегаются, да хотя бы Пахмутова! Конечно, Пахмутова. Совершенно еврейская музыка.
И, потеряв ко мне интерес, занялся важным: возобновил преследование грибочка. И представьте, догнал. Мысленно я ему аплодировал. Я предложил выпить. Он удивился, что я ещё здесь. Я сказал:
– За Пахмутову!
Мы выпили за Пахмутову.
Пахмутова как еврейский композитор. С ума сойти! Шаинского не интересовал анализ крови – его интересовала мелодика.
Я почему вспомнил о той давней встрече? Я потому вспомнил о той давней встрече, что совсем недавно Александре Николаевне Пахмутовой исполнилось девяносто лет. Она отпраздновала юбилей за роялем в Большом театре. Потрясающе!
Еврейский она композитор или не еврейский – судить не берусь. Может, Шаинский дурака валял? Вроде бы нет.
Так ведь уже не спросишь. Мог бы, между прочим, объяснить поподробнее.
Автор: Михаил Горелик
