Саша Лукацкий. История одной встречи.
В чьей голове возникла эта странная идея отправиться на поиски синагоги в Марьиной роще, сейчас вспомнить уже невозможно. Нашей компании стало известно о ее существовании от Лики Лукацкой, которая училась с нами в художественном училище, на курс младше меня. Я с ней знаком не был, слышал только, что по субботам она занятия не посещала.
Это было просто любопытство. Тем более тусоваться “на Архипова” уже немного надоело.
И вот в один летний день 1988 года мы решили поехать в Марьину Рощу, видимо кто-то знал адрес: 2-ой Вышеславцев переулок, где-то в районе Белорусского вокзала. Нас было человек пять-шесть: я, мой лучший друг Сашка и еще ребята и девчата, не всех из которых я могу сейчас вспомнить…
Мы – это еврейская компания веселых молодых людей, все не старше двадцати одного, студенты-художники, завсегдатаи выставок, кафе и кинотеатров, любящие музыку, искусство и поэзию, одним словом, тонкие артистические натуры, живущие в своем внутреннем мире. Но в то же время нигилисты, циники и бунтари, люди несерьёзные, иногда насмешливые…
В общем – воспитанные еврейские дети.
Но хватит об этих шалопаях.
Мы встретились в метро “Белорусская”. Нашли троллейбус, следующий в сторону Марьиной рощи и вышли примерно в правильном месте. Заглянув за голубой забор, выходящий к дороге, мы увидели странное для Москвы деревянное здание. Было уже темно. Дверь была открыта. На скамейке у входа сидел седобородый старик и стояли несколько бородатых мужиков, в лицах которых было что-то необычное, говорящее о какой-то другой, неизвестной нам жизни.
Они удивились нашему появлению и после теплого приветствия один из них сообщил нам, что сегодня особый день, большой еврейский праздник, что ровно 3300 лет назад народу Израиля была дарована Тора на горе Синай….
Мы еще немного о чем-то поговорили и зашли вовнутрь. Там все было тесным и старым, деревянный пол скрипел под ногами. Мы прошли небольшое «фойе» и зашли в помещение, которое, как мы поняли и было основным… Мы не успели осмотреться, так как наше внимание было привлечено фигурами нескольких страннобородатых молодых людей, немного старше нас, стоявших с книжками в руках, раскачивающихся и что-то шепчущих…
Это было шокирующее зрелище! Было совершенно непонятно, что здесь происходит и как себя вести… Кто-то из нас, не сдержав эмоций, прыснул, прикрывая рот рукой, и, чтобы не рассмеяться в полный голос, поспешил выскочить наружу. К удивлению для себя, я не увидел в этом ничего смешного, хотя изумление меня переполняло не меньше других…
Так как было ясно, что говорить здесь не с кем, мы вернулись в фойе, чтобы решить, что делать дальше. Мы уже собирались покинуть синагогу и ехать по домам: наше любопытство было удовлетворено. К тому же, было ясно, что всё увиденное нам совершенно чуждо.
И тут мы наткнулись на него… на Сашу. Он оказался на нашем пути к выходу. И хотя он был не первым, кого мы встретили в этом месте, он был первым, кто по-настоящему обратил на нас внимание: обрадовался встрече с нами, как радуются встрече с друзьями, которых давно не видели.
Он произнес что-то приятное, что сразу к нему расположило и привлекло. Он стал спрашивать, кто мы и откуда, как наши дела и, слово за слово, завязалась беседа.
Я не помню точно, о чем мы говорили, но и сейчас не могу забыть тепло, исходившее от его слов, в которые была вложена вся энергия его души, которая создавала вокруг него подобие электрического поля, в которое мы погрузились и стояли как заворожённые. Он не пытался нас ни в чем убедить, а просто рассказывал о себе, о еврействе вообще, о том, как он познакомился с этими идеями, что он об этом думал, что чувствовал, какие сомнения испытывал. В его словах ощущалась какая-то глубинная серьёзность, скрытая от нашего понимания. В них была прямота и уверенность человека, долго искавшего и нашедшего что-то действительно ценное. И этой ценностью он хотел с нами поделиться. Мы чувствовали его искреннюю доброту и заботу, поэтому, хотя некоторые вещи и вызывали явное несогласие и отторжение, это не помешало нам спокойно их выслушать.
Самонадеянные снобы, насмешливые циники, всегда готовые к спору, мы пытались, поначалу, поспорить и с ним, но спора не получилось… Его энергичная речь не давала опомниться, он переходил от рассказа к рассказу и нам не хотелось его прерывать, т.к. слушать было интересно. Его неформальность в общении, прекрасное чувство юмора и живость в эмоциях были нам по вкусу и постепенно мы раскрепостились и даже стали задавать едкие вопросы, на которые он отвечал очень терпеливо и понятно…
Все это время Саша находился около стены в середине маленького фойе, а мы – полукругом, в нескольких шагах от него. Это пространство было необходимо, потому что во время разговора он не стоял на месте, он двигался туда-сюда, энергично размахивая руками, не теряя из поля зрения никого из присутствующих. Рассказывая, как в один из первых шабатов, которые он решил соблюдать, дома зазвонил телефон (он знал, что речь шла о важном финансовом вопросе) и он ходил вокруг аппарата, в борьбе с самим собой, чтобы не взять трубку – он стал ходить кругами вокруг воображаемого телефона, показывая нам мимикой и жестами как это было, прожигая своим взглядом невидимый нарушитель субботнего спокойствия!
Маленькое фойе превратилось в сцену театрика для одного актера, который совсем не играл роль, а честно показывал, какие мысли, чувства и сомнения переполняли его в тот момент, что с ним происходило…
И лицо… Особенно запомнилось лицо, с постоянно меняющимся, синхронно со словами, выражением. И взгляд темно-карих глаз, который согревал нас каким-то южным беспокойным светом…
Я не знаю, куда делись все остальные люди, находившиеся в синагоге. Может разошлись, а может мы их просто не замечали. Но мне кажется, что там были только Саша и мы, видимо, его яркий образ сфокусировал на себе все наше внимание.
Наше общение продолжалось довольно долго, часа полтора, а может и больше, но никто не заметил, как пролетело время…
Теперь я окончательно оставляю местоимение “мы” и продолжаю дальше говорить только от своего лица.
Зачем я пишу эти строки, пытаясь ухватиться за сохранившиеся фрагменты памяти, которые подобны попыткам маленького ребенка схватить баскетбольный мяч, постоянно выскальзывающий из его рук?
Разумеется, я преследую цель сказать что-то важное:
О жизни души и ее способности оживлять другие души.
О незримой живительной энергии слова и о неизгладимых следах ее влияния.
О генераторе этой энергии.
В переводе Онкелоса, который раскрывает глубочайшие пласты смысла слов Торы, фраза “и стал человек душой живою” переведена немного иначе: “и стал человек душой говорящей”. Этим подчеркивается, что главным преимуществом человека над всеми другими творениями является именно речь. Таким образом он объясняет важную идею – что силой речи, данной Творцом только человеку, он в состоянии “оживлять” других. Ведь поддерживая другого человека, заряжая его уверенностью и вселяя в его душу радость, свет и спокойствие, ты как бы оживляешь его своим словом, добавляешь жизненных сил. Т.е. “душа живая” по Онкелосу – это душа, “оживляющая” других при помощи слова, “душа, говорящая живые слова”.
Но чтобы “оживлять” других, нужно, в первую очередь, быть живым самому – полным духовного света, заключенного в идеях Торы, глубоко постигнутых и занявших центральное место в жизни, тебя самого вдохновляющих и радующих. Ты должен быть переполнен ими “через край”, как наполненная до краев бочка, содержимое которой выплескивается наружу. Именно такое состояние порождает живые слова, которые постоянно готовы из тебя “выплеснуться”, излиться, чтобы повлиять на другого, несмотря на то, что эффект может проявиться и годы спустя.
Хасидизм развивает эту мысль дальше:
“ЭХАД” (אחד) – “ОДИН” – это аббревиатура трех слов:
- “ОР”(свет),
- “ХАЮТ”(жизненная сила),
- “ДИБУР”(речь).
Где третье является следствием и порождением первого и второго: настоящая речь, способная оживить других, звучит только из уст человека, душа которого полна жизненных сил и света. А их источником является Сам Всевышний, на которого указывает слово “ОДИН”.
И последнее: любой контакт, приводящий к единству, возможен только при условии внутреннего тепла, излучаемого наружу. Подобно родительскому теплу, любви и заботе о своих детях, источником которых является желание помочь им чем только возможно.
Именно эту идею выразил Ребе Рашаб в короткой формулировке понятия “хасид”: “Хасид – это тот, кто беспокоится о ближнем”.
Всеми этими качествами Саша обладал в полной мере. Где бы он не находился, его душевный магнетизм притягивал к нему людей на подсознательном уровне и жизнь многих кардинально изменилась от попадания в его “поле” даже на короткий период. Он был первым хасидом Хабада, которого я встретил и который преподал мне настоящий хасидский урок. Этот образ и этот урок запомнились мне на всю жизнь. Оригинальный образ, а не подражание.
PS: А спустя двадцать девять лет, эта история получила неожиданное продолжение…
В последнее время я стал писать небольшие заметки на различные хасидские темы, которые меня интересовали, посылая их своим друзьям и ученикам.
И вот однажды я узнаю, что эти заметки, через одну мою ученицу, попали к Саше. Я услышал от нее, что эти тексты вызвали у него большой интерес и он попросил присылать ему все мои статьи. Саша передал мне привет и пожелание успехов… И он не знал, что уже общался однажды с автором понравившихся ему заметок в далеком 88-ом и поделился с ним частицей своей души, незаметно подтолкнув его к Свету.
А я увидел, как этот временной круг, с окружностью длиной в двадцать девять лет – замкнулся. Это поразило меня до глубины души и пробудило ряд мыслей, вскруживших мне голову: о том, что слова, как зерна, дают всходы. Даже через десятки лет. Зерна-слова, полные жизненных соков и произнесённые с единственной целью – помочь и поддержать… Они могут даже затеряться в памяти их сказавшего и лежать на ее дне, как камушек на дне моря. Но из таких зерен вырастают деревья, дающие плоды. И вот, человек встречает на своем пути дерево, берет его плод и пробует на вкус. Ощущает, что он хорош. И даже не догадывается, что дерево это родилось из семечка, им самим посаженного много лет назад.
И спустя тридцать лет, когда я, реставрируя расплывчатые фрагменты своей памяти, вновь вижу себя стоящим напротив Саши, я понимаю, что тепло его слов, его души не исчезло, не улетучилось от времени, оно согревает меня до сих пор.
PPS. Он покинул этот мир 13 числа месяца ияр 5778 года, в шабат главы “Эмор”, которая начинается словами:
“И сказал Всевышний Моше: Скажи священнослужителям, сыновьям Аарона и скажи им…”. Саша был из семьи Аарона. Он знал Секрет живых слов, которые должны быть сказаны.
“Скажи… скажи им…”
Скажи другим слова, которые их оживят и поэтому над ними и над их сказавшим не властно забвение…
Вот последнее, что я от него услышал: «Каждый человек, выходя от мамы, сразу попадает из Бесконечности в грубый материальный мир, в это тесное гнилое место, которое называется нашим телом, которое будет его теперь окружать и ограничивать. Мы должны понимать, что каждый из нас отправляется в шлихут – является посланником в этом мире, и у каждого из нас имеется своя личная задача, которую надо выполнить наилучшим образом. Поэтому нужно отдавать себе отчёт в том, что ты сюда пришёл не зря и что каждое твоё движение и каждая мысль должны быть пронизаны осознанием того, что Он послал тебя и на этой земле тебе надлежит выполнить Его волю и только ты можешь это сделать. Но ощутить это надо всеми фибрами своей души. Надо понимать, что ты маленькое колёсико большого и сложного механизма, и если ты неправильно что-то делаешь, то вся эта машина будет работать с перебоями. А если ты понимаешь, что Он тебя послал и Он всегда с тобой и ты каждую минуту говоришь Ему за это спасибо, то тогда этой радости не будет конца!
А когда мы полностью выполняем задачу, мы к Нему возвращаемся. Но если мы выполняем ее не до конца, Он посылает нас обратно и говорит: «Ребята, у вас ещё есть силы, вы ещё можете и обязаны завершить то, что вам положено». А рядом с вами есть другие и у них своя задача. И если мы их заметим и сможем подставить своё плечо – мы станем участниками выполнения и их миссии тоже. И тогда наш мир придёт к гармонии и наполнится радостью. Вот это меня действительно потрясает!»
Мендл Каспинов
