.png){kind=icon}
Пурим, понимаете, это вам не Хеллоуин какой-нибудь. Пурим – это вещь глубокая, хотя тоже наряжаемся. Правда мне кажется, что мы сейчас наряжаемся не только не как на Хеллоуин, но и не как на Пурим. Вернее, не как раньше на Пурим…
В стародавние времена евреи-лавочники, евреи-портные, евреи-еще-кто-нибудь наряжались всякими пиратами, принцами и представителями других нееврейских профессий. А теперь все наоборот. То есть, конечно, маски надеваются примерно те же самые, но суть происходящего меняется диаметрально. Раньше эти самые лавочники-портные жили весь год как евреи, а буквально “амол ин пурим”, то есть раз в году, наряжались Б-г знает кем. В наше же время, приходя разнаряженными на пуримский карнавал, множество евреев как раз-таки и вспоминают о своем еврействе и, по сути, снимают с себя нееврейские маски, которые носят круглый год.
Мало кто, конечно, воспринимает эти будни как маскарад, полностью сжившись с нееврейскими одеяниями своего образа жизни, надетыми иногда сознательно, а чаще – как у большинства “русских” евреев – волею обстоятельств. Вот и ходят наши еврейские души, задрапированные под Б-г знает что, мечтая прекратить хоть на время этот маскарад и вырваться к своим, на праздник. Кому-то это удается чаще, кому-то реже, кому-то лишь раз в году, в Йом-Кипур, а кому-то…
Недавно один мой хороший знакомый рассказал мне историю, услышанную от мамы и бабушки, и она прямо запала мне в душу…
Когда в гетто проводили очередную “акцию”, бабушкин трехлетний сын Мойшеле был у ее родителей, и они отдали мальчика знакомой-литовке, державшей магазин, в подвале которого она обещала спрятать ребенка. После “акции” бабушке сказали, что Мойше нашли и забрали…
Бабушка пережила весь тот кошмар. После войны у нее родилась дочь – мама моего знакомого. Жили вполне благополучно в советском Вильнюсе. Дочка, отличница-общественница-активистка, стала преподавателем немецкого и зачастую была гидом-переводчиком у приезжавших по культурному обмену молодежных групп.
Однажды, рассказывая матери об очередной такой группе музыкантов из Германии, дочь поделилась: “Знаешь, мам, там один парень ну выглядит точь в точь, как папа молодой на фотографии. Просто потрясающе!” Ну, мало ли что, всяко бывает… Вечером по местному телевидению рассказывали об этом визите молодых немецких музыкантов, и вдруг глаза бабушки, смотревшей телевизор, округлились, а лицо побелело: “К-кто это?!” “Где?” – испугалась дочь и увидела на экране того самого немца, о котором рассказывала. “Это же он! Он! Мойшеле!!”
Узнать в двадцтипятилетнам молодом человеке трехлетнего мальчика, наверное, непросто. Но, наверное, не для материнского сердца. Так или иначе, дочь пыталась убедить бабушку, что этого быть не может, но напрасно. Бабушка не утихомиривалась: “Я точно знаю, что это он!” В конце концов, чуть успокоившись, она сказала дочке, что у Мойше на шее была родинка особой формы, и показала, в каком месте. Договорились, что назавтра девушка постарается разглядеть этого немца поближе и посмотреть, есть ли у него там родинка.
На следующий день дочь вернулась домой с лицом таким же белым, как у матери накануне… Долго думали, как подойти к Мойше, как рассказать ему, кто он на самом деле и кто они ему, но так, чтобы он не счел их сумасшедшими. Наконец, попросту опасаясь за мамино сердце, решили, что говорить с братом будет дочь. Разговор не получился. Мойше… или немец, пойми его, вежливо посочувствовал, но твердо заявил, что это ошибка.
В день отъезда группы бабушка все-таки решилась посмотреть на этого человека. И не выдержала, кинулась к нему с криком “Мойшеле!” Немец с видимой досадой, извинившись, быстро ретировался…
Когда автобус с музыкантами уехал, девушке кто-то передал письмо, заранее оставленное для нее тем “немцем”. В письме этот человек выражал еще раз свое сочувствие и писал, что хотя, скорее всего, у них есть все основания видеть в нем пропавшего еврейского мальчика, он совершенно не намерен перекраивать свою жизнь и пересматривать свои отношения с женщиной, которую вседа считал матерью, и просил больше не предпринимать попыток с ним связаться…
Вот так. Невесело как-то получилось, правда? Ну что ж, на то нам и Пурим, чтобы поднять настроение! Давайте выпьем лехаим за Мойшеле, за то, чтобы его уже очень старенькая мама под конец жизни снова обняла своего сына. Чтобы пропавший еврейский ребенок, всю жизнь рядившийся в одежды обрезанного арийца, пусть и стариком, но все-таки вернулся к своим. Да и чтоб другие еврейские души, закончив чуждый маскарад, пришли на пуримский карнавал.
