Юлий Ким – советский и российский поэт, драматург, бард, участник диссидентского движения, лауреат литературных и музыкальных премий, один из самых ярких среди шестидесятников, живущий в Иерусалиме и в Москве. В доковидные времена, когда за рубеж еще свободно летали самолеты, а зрители не боялись полностью заполнять наш зал без масок и перчаток, Ким не раз зажигательно выступал в Московском Еврейском Центре, в его легендарном «Амфитеатре», заряжая многочисленных собравшихся доброй, позитивной энергией, согревая своими замечательными, теплыми песнями. Часто на вопрос «не еврей ли вы?» наш герой шутил: «я –еврей по жене и дочери». От наших удивительных встреч и бесед с Юлием осталось немало неизданного, например, этот разговор «докоронавирусной» поры.
***
– Как полагаете, Юлий Черсанович, в чем феномен нескончаемой популярности бардовской песни, почему она до сих пор актуальна, любима народом, что помогает ей с честью и достоинством переходить из поколения в поколение?
– Бардовский жанр – это песенный фольклор образованной части российского общества, воплощающий её мысли, лирику, романтику, иронию, гнев или горечь, не мотивированный ни деньгами, ни государственной поддержкой. Он объединяет нашу интеллигенцию (научную, техническую, гуманитарную) на многочисленных бард-фестивалях (и за пределами России в том числе), на различного рода клубных или просто кухонных тусовках.
– Вы достаточно часто балуете своих зрителей выступлениями. Не устаете от многочисленных концертов? Что вам дает прямой контакт с залом?
– Да, выступаю охотно, сил пока хватает (тем более что пою обычно сидя). Главное счастье, когда публика чувствует интонацию и улавливает нюансы. Чем лучше чувствует, тем лучше пою.
– Много ли у вас близких друзей из бардовского круга?
– Близких друзей много не бывает, да и этот список с каждым годом сокращается. Из числа бардов дольше, чем с другими, знаком и дружен с А. Городницким, с С. Никитиным, Д. Сухаревым, М. Щербаковым. Всё это наше сообщество, включая многотысячную аудиторию, причём разновозрастную, описывается словом «шестидесятники». Понятие, на первый взгляд, расплывчатое, а при более пристальном рассмотрении – достаточно определённое. Представить наш образ – задача заманчивая, но трудоёмкая, я в рамках интервью просто не успею этого сделать. Замечу только: после 
2014-го года, в нашем кругу возникла черта, разделившая нас по отношению к происходящему, и портрет приятелей перестал быть общим.
– Какую музыку сами чаще всего слушаете?
– Регулярно слушать музыку не получается, но за творчеством коллег-бардов слежу внимательно. Предпочитаю дуэты С. Никитина с П. Тодоровским, некоторые вещи в обработке и исполнении Р. Ланкина.
– Чем вам запомнился великий Александр Галич – сценарист, драматург, прозаик, автор и исполнитель собственных песен, столетие которого мы недавно отмечали?
– С Александром Галичем был знаком, хотя и не близко. Это, конечно, истинный классик бардовской песни, поднявший её на высокую ступень русского искусства (вместе с Окуджавой, Высоцким, Н. Матвеевой и М. Щербаковым).
– Свою первую «политическую» песню вы написали весной 1963-го года, своеобразное послание к поколению. Каковы ваши политические взгляды сегодня?
– Моя «политическая песня» – «8 марта 1963г.» – посвящена встрече Н.С. Хрущёва с писателями. Плюсы ставил только Хрущёву: за первую оттепель и Горбачёву – за вторую, у них же наблюдал и целый ряд минусов, у Хрущёва – больше.
– Что для вас является источником вдохновения?
– С 1968-го года сочиняю либретто для музыкальных спектаклей и тексты вокальных номеров (иногда с музыкой), так что главное моё занятие – драматургия. Источником вдохновения в этой области для меня является какая-нибудь важная мысль – это печь, от которой танцуют. Например, в «Сказке о трех Иванах» главной задачей было подвести Кащея к тому, чтобы он сам себя угрохал. А в мюзикле «Клоп» – чтобы Ваня Присыпкин в финале сжёг всё, «чему поклонялся», включая себя самого.
– Ваше коронное заявление о том, что вы «еврей по жене и дочери», заслуживает по шкале юмора наивысшей отметки. Каково на самом деле ваше происхождение?
– Мой отец – кореец, Ким Черсан, мама – русская, Нина Валентиновна Всесвятская. Она познакомилась с папой в Хабаровске и привезла его в Москву. В 1938-м году его расстреляли как японского шпиона, а маму отправили в лагерь до 1945-го года. И только в 1958-м году, занимаясь реабилитацией отца, я познакомился с корейской роднёй, которая тогда жила в Узбекистане. Но до близких родственных отношений дело не дошло, между нами случилось лишь несколько тёплых встреч за 40 лет. То есть всё моё воспитание, становление, образование – исключительно русское, и никем иным себя видеть я не могу. Правда гражданства у меня два – российское и израильское, соответственно – два гражданских самочувствия.
– Бывали ли в Корее, что интересного повидали в стране, с которой родственно связаны?
– В Сеуле основан Русский культурно-образовательный центр – «Пушкинский дом», его представители приглашали нас с женой в 2003 году в гости на десять дней, один день из которых мы знакомились с окрестностями и всякой экзотикой, а в остальное время проводил выступления, встречи, интервью и т.д.
– Как на ваше творчество повлияла израильская культура?
– Влияние израильской, а если еще шире – еврейской культуры на моё сочинительство очевидно: мной создано три либретто на сюжеты из Торы, два очерка, полтора десятка стихов и песен. Также я принимаю участие в работе редколлегии замечательного русскоязычного альманаха «Иерусалимский журнал», главный редактор которого И.А. Бяльский.
– Посещали ли с концертами, к примеру, Германию? Как вас там принимала аудитория?
– Германию навещал несколько раз, местная публика там такая же, как в США, в Канаде, во Франции и в Израиле – те же российские «шестидесятники».
– Если бы вы входили в структуру власти в России или в Израиле, то какие реформы бы предложили, с чего бы начали?
– В России сразу бы отдал пост министра образования, науки и просвещения Диме Быкову и Жене Бунимовичу. А в Израиле, все портфели – Юлию Эдельштейну, он плохих не назначит.
– Поделитесь, пожалуйста, своими планами на ближайшее время.
– О своих замыслах и планах оповещаю публику только после их выполнения, так как достаточно суеверен. Скажу только, работаю сейчас над двумя музыкальными комедиями.
– Правда ли, что вы так пунктуальны, что из-за опоздания можете поссориться даже с близким товарищем?
– Я считался нормальным, послушным учеником, не очень дисциплинированным студентом и абсолютно ответственным преподавателем. Мама была добросовестной учительницей и в смысле пунктуальности стала для меня эталоном. Я из тех, кто просыпается задолго до будильника и является на вокзал за час до отхода поезда. Регулярных «опаздывальщиков» среди моих знакомых немало, таким обычно названиваю перед свиданием на мобильник и, как правило, они не опаздывают. Этот грех легко прощаю, если, конечно, он происходит не от гордыни и эгоизма.
Автор — Яна Любарская
Фото Владимира Крейнина
Читайте также
