Встреча с Евгением Берковичем

Евгений Беркович – родился 6 октября 1945 года в Иркутске, с 1946 по 1995 годы жил, учился и работал в Москве. С 1995 года живет и работает в Германии (город Ганновер). Окончил физический факультет МГУ им. Ломоносова в 1968 году, кандидат физико-математических наук (1973), старший научный сотрудник. Награжден медалью «За трудовую доблесть» (1985) [4]/. Публикации по еврейской истории в журналах «Нева», «22», «Лехаим», «Вестник» (Балтимор), газетах «Еврейское слово», «Международная еврейская газета», «Еврейская газета» (Берлин), «Русское слово», «Русская Германия» и многих других изданиях США, Израиля, Германии, России, Украины… Евгений Беркович об истории, евреях, иудаизме. Я довольно рано начал интересоваться не только математикой и физикой (последней, правда, всегда меньше), но и историей, философией и религией. Религия у нас в семье не обсуждалась, что вполне понятно: для моих родителей, только-только переживших страшные годы сталинского террора, важно было выжить и сохранить себя и детей, а уж о религии, а тем более иудаизме, и думать, не то, что говорить, было смертельно опасно. И сверстники моих родителей, в своем большинстве, волею страшной судьбы оказались "потерянным звеном" в цепи поколений. Традиции местечек, которые были еще живы для моих дедушек и бабушек, на них прервались, идиш и религиозные обычаи почти забылись, а для нас, их детей, и вовсе как бы не существовали. Подобный разрыв традиций был характерен не только для еврейских семей – и православные, и мусульманские традиции сильно ослабли, о чем много говорят сейчас российские интеллектуалы. Моя "зрелость" (в смысле "аттестата зрелости") пришлась на легендарные шестидесятые (я закончил школу и поступил в университет в 1962-м), когда духовные искания стали менее опасными и постепенно набирали силу в обществе. В конце концов, в это время и прорезались те ростки, которые привели к концу советского коммунизма и всего СССР. Я интересовался в то время религиями – именно во множественном числе – от буддизма и индуизма до христианства. Но христианством все активнее, благо в России оставалось еще немало возможностей все больше об этой религии узнать. После окончания университета я с друзьями много ездил по подмосковным церквям и монастырям, мы облазили Загорск, Можайск, Звенигород, были в Пскове, Псковско-Печерском монастыре. Во время своих многочисленных командировок я хорошо узнал христианские церкви Ленинграда, Прибалтики, даже Средней Азии. Я хорошо помню Крестные ходы и Всенощные на Пасху в разные годы в Питере, Ташкенте, Владимире, Ярославле, Ростове-Великом. Я знал неплохо христианскую церковную историю, традиции, архитектуру, язык икон. Читал много соответствующей литературы, в том числе с трудом доставаемые "Богословские труды" Московской Патриархии. Христианство было для меня достаточно живым миром, среди моих друзей не было ни одного, кто бы придерживался другой религии. Об иудаизме я знал только то, что говорили о нем христианские богословы. Для меня он был "ветхим заветом", сделавшим свое дело – породившем христианство и по какому-то недоразумению еще сохранившимся в небольшой группе ортодоксальных иудеев где-то в Израиле или Америке. Синагога была для меня чужим местом. Вокруг были диссидентски-христианские разговоры и книги. Множество примеров перехода евреев в христианство (Мандельштам, Пастернак, Галич), талантливые миссионерские книги Александра Меня – все говорило о том, что путь интеллигентного еврея, живущего в России – это принятие христианства. Были, правда, варианты конфессии. Например, недавно скончавшийся замечательный человек, информатик и философ Юлий Шредер, которого я хорошо знал по работе в одной области (он тогда работал в ВИНИТИ), принял католичество и стал в последние годы преподавателем богословия в католическом колледже в Москве. Другой известный человек, ведущий сейчас передачу "С христианской точки зрения" на Радио "Свобода", Яков Кротов, с которым я был знаком по дискуссиям в Релкоме (так назывался российский Интернет), стал членом группы "Православных, признающих Римский Престол", т.е. тоже какой-то вариант католичества. Но иного пути, как принять христианство, чтобы реализовать духовные запросы, я просто не видел. То, что остановило меня, не было результатом логических рассуждений или какого-то прозрения, ниспосланного свыше. Я просто в какой-то момент стал думать о моих еврейских предках, о своих бабушках и дедушках, об их родителях и о длинной цепи других родственников, которые жили сто, двести и тысячу лет назад. Я почти ничего не знал о них, но они представлялись мне очень достойными людьми – они были евреями и остались ими, несмотря на преследования и погромы, на гонения и притеснения, которых они могли бы избежать, приняв христианство. Многие крупные и мелкие проблемы были бы решены, согласись они пройти крещение. Причем не только материальные проблемы. Например, "наш родственник" (согласно долго бытовавшей в нашей семье легенде) Исаак Левитан смог бы спокойно жить и работать в Москве, откуда некрещенных евреев выселяли. Крещенные евреи могли получить образование, могли приобщиться к культуре господствующего большинства, сделаться "своими" в обществе, избавиться от "черты оседлости". И все же большинство моих предков не сделали этого шага, остались евреями. Что им помешало? Ведь они не были глупее или примитивнее меня и моих товарищей-евреев. На протяжении двух тысяч лет многие евреи в прямом смысле слова жертвовали жизнью (крестовые походы или испанское изгнание), но не изменяли своей вере. И, чтобы быть честным по отношению к ним и к себе, я решил, что не откажусь от их наследия, пока не узнаю, чем они так сильно дорожили, в чем состоит суть иудаизма. Так я стал все больше интересоваться его основами, стал искать и читать доступную литературу, в том числе даже и художественную ("Иосиф и его братья" Томаса Манна). Появились некоторые книги в киоске синагоги, что-то можно было купить у израильского посольства, в фойе еврейских театров, которые тоже стали открываться в то время. Мне становилось все более понятно, что мои друзья-евреи, принявшие христианство, люди порядочные и серьезные, оказались просто недостаточно информированными, не очень образованными, плохо знающими культуру, историю и религию своего народа. Духовный голод был, а утолить его, кроме как крещением, они не умели. И многие заплатили за это разрывом связей с родными. В еврейской традиции всегда было принято оплакивать крестившихся евреев – по ним даже справляли поминальную молитву, как по умершим. Я хочу еще раз подчеркнуть: религия – не спорт или конкурс. Это глубоко личное, интимное дело. Здесь не уместно ставить оценки или давать советы. Иудаизму вообще глубоко чуждо всякое мессионерство. Как писал еще Моисей Мендельсон – выбор веры – дело индивидуальное. Или, как сказал поэт – наш современник, „каждый выбирает для себя, женщину, религию, дорогу…". Я с искренним уважением отношусь к вере всех людей. Мой самый близкий и самый верный друг – христианин. Все, что делает человека чище и лучше, помогает подняться духовно – достойно уважения. Мне просто больно, когда евреи отказываются от религии своих отцов либо по конъюктурным, материальным соображениям, либо, что происходит чаще, просто потому, что недостаточно знают свою историю и свою религию. Большинство людей отпадает от еврейства потому, что у них никогда не было возможности толком узнать, что такое еврейство. Талмуд называет этих людей „детьми, воспитанными в рабстве", таким образом снимая с них вину за отступничество. Я считаю эти идеи ассимиляции очень опасными. Внешне ассимиляторство не кажется движением, ибо по своей природе оно не имеет ни храмов, ни школ, ни оформленной доктрины. Однако бывали периоды, когда подобными идеями была охвачена добрая половина еврейства. Ассимилятор редко излагает свое кредо или открыто призывает к отказу от национальности. Просто он перестает каким бы то ни было образом подчеркивать свое еврейство. Проходит два – три поколения – и семья перестает причислять себя к евреям. Для того, чтобы в свободном обществе оставаться евреем, требуется прилагать определенные усилия. Без них еврейство исчезает. Быть евреем – это труд! Нельзя забывать и об ответственности перед своими детьми. Мне нравится определение раввина Штейнзальца: "Еврей – это тот, у кого внуки евреи!".
По материалам интервью газете "Горизонт".
L