Песах, Песах…. Время чудес и воспоминаний о пасхальном седере в нашей московской квартире, о хрустящей маце и пятнышках вина на страницах Агады, о поездке в «маленький Израиль» – пасхальный лагерь в подмосковной Истре; о дыхании праздника в самых разных городах и странах – от России до Америки и Австралии…
Но обо всем по порядку.
На календаре – середина девяностых. На столе – изумрудная пасхальная тарелка кеара. Мне лет десять, и я понятия не имею, как она попала к нам в дом, но точно знаю – с нее начинается волшебство.
Уже скоро большая светлая комната заполнится гостями, родственниками и друзьями со всех уголков города. Они будут громко говорить, смеяться, щипать меня за щечку и уверять, что я очень выросла, но как только за стол сядет дедушка разговоры стихнут и наступит пора тысячи и одной истории. О поиске свободы и исходе из собственного рабства – в древнем Египте и в средневековой Испании, в царской России и в СССР, в душе каждого из нас, вне зависимости от времени и места…
Я тихонько сижу на стуле и прислушиваюсь к каждому слову. Передо мной хрустальный бокал с рубиновым виноградным соком (не разбить бы!) и коробка мацы, на которой довольный карапуз в кепке с удовольствием ее грызет. Хотелось бы оказаться на его месте, но сначала надо съесть ложку жгучего хрена. Зажмурившись, я тянусь к изумрудной тарелке. Я не боюсь. Ну, может, капельку.
Несколькими годами позже, я отмечала Песах в еврейском подмосковном лагере в Истре в кругу учеников еврейского школы Куравского. Мы сидели в большом зале, листая глянцевые страницы Агады, и обсуждали каково было нашим предкам в те далекие времена. Мы чувствовали себя совсем взрослыми, и как полагается взрослым людям, до утра болтали и хихикали в кроватях, учили друг дружку, как правильно красить ресницы, катались на качелях, и радовались, что родители впервые отпустили нас на свободу на целых три дня…
Будучи студенткой в Канаде, мне удалось вернуться в Москву на пасхальные каникулы. Встречать праздник мы решили всей семьей в лучших простоквашинских традициях – на даче. Желая подготовиться к празднику со всей строгостью, мы в позе йогов отдраивали старенькую кухню, скрипели железной мясорубкой, перемалывая десятый килограмм орехов. Папа бегал на чердак за пасхальной посудой, дедушка доказывал маме, что его рецепт гефилте фиш – единственно кошерный, а дядя подбадривал всех игрой на гитаре.
В канун Песаха нервы были на пределе, и о том чтобы спокойно перекусить перед седером не было и речи. Целый день мы топтались на покрытой фольгой кухне: резали, чистили, жарили, крошили…
– Ну ничего, – думала я, вытирая слезы над теркой с ядреным хреном с дачного рынка. – Пока мы в рабстве, но вскоре освободимся…
Наконец стол укрылся белоснежной скатертью; мы зажгли свечи и вздохнули с облегчением. Все-таки Песах – семейный праздник, и отмечать его на даче было удивительно приятно.
Папа выставлял на стол бутылки израильского вина. Красивые, новенькие и вместительные фужеры дожидались очереди исполнить заповедь о четырех бокалах.
– А где же виноградный сок? – спросила я.
– В синагоге закончился, – ответил папа. – Ну не страшно, справимся. Ты уже не маленькая. “Хммм, – подумалось мне. – А с другой стороны, мне восемнадцать. Четыре бокала вина? Да запросто”!
Вскоре вся семья собралась за праздничным столом. Мы пели песни, подшучивали друг над другом… Было хорошо. А потом пришла очередь первого бокала.
“Я справлюсь”, – чересчур уверенно подумала я и залпом выпила вино. Оно оказалось очень сухим, сорта “вырви глаз”. Нет, если бы я была ценителем вин, то оно могло мне даже понравиться. Но я им не была.
В глазах помутнело. “Вот так и мучились наши предки в земле Египетской,” – подумала я и надкусила кусочек луковицы. Будучи дочерью химика, я решила исправить ситуацию и во второй бокал добавила три столовых ложки сахара, но и это не спасло ситуацию.
Безумно захотелось спать, и я со страхом ожидала приближения следующих двух бокалов. После третьего, сосредоточиться на тексте Агады стало совсем трудно. Буквы прыгали, соскальзывали вбок, строчки наезжали друг на друга. Я в ужасе закрыла книгу и посмотрела по сторонам. Вроде никто не замечал моего состояния.
– Пойду принесу мясо, – громко сказала я и как можно ровнее пошла на кухню. – А потом уже будет четвертый бокал… и я обязательно справлюсь…
… Последнее, что я помню – это колченогую табуретку у печки. Мясо я, конечно, так и не принесла. С тех пор на седере только сок. Желательно в детской чашечке…
После свадьбы, мы с мужем Ави переехали в Нью-Йорк. Казалось бы, почему не встретить праздник в тихой семейной обстановке, тем более, что к первому совместному Песаху, я была уже вполне оформившимся колобком на седьмом месяце беременности. Перспектива уборки квартиры «вперевалочку» воодушевляла слабо, и поэтому, когда нас пригласили провести седер для русскоязычной общины города Рочестера, мы сразу согласилась.
Это уже потом выяснилось, что в отличие от весеннего Нью-Йорка, в Рочестере вовсю завывала вьюгой зима, что пришлось лететь на хлипком самолете, а до самой синагоги надо было идти часа полтора пешком…
Но все это не играло роли, ведь посреди заснеженного города, нас ждало сто человек, в основном, бабушек и дедушек в дутых куртках и теплых свитерах, пришедших вспомнить праздник, который они отмечали еще детьми…
Я раздавала тарелки с фаршированной рыбой, украшенной кружком морковки, а Ави обходил столы и спрашивал, кто откуда приехал.
У каждой семьи была своя история «исхода». И каждая женщина знала, как лучше готовиться к родам.
С тех пор прошло десять лет. И пишу я эти строки в нашей мельбурнской квартире. Не сразу Австралия стала домом. Подобно годами скитавшимся по пустыне евреям, я долгое время не могла найти себе здесь места. Все-то тут наоборот, вверх ногами… Ханука – летом. Песах – осенью… Но человек привыкает ко всему.
После жаркого лета, в апреле деревья озаряются багрянцем, в воздухе появляется долгожданная прохлада… А атмосфера праздника возвращает тебя к истокам, где бы ты ни жил.
И теперь за пасхальным столом сидят наши дети. Благодаря еврейским школам, они знают историю Песаха лучше нас… Перед ними лежит то самое издание Агады, врезавшееся в мою память в Истринском лагере. Сын и дочка наперегонки забрасывают нас вопросами:
– Пап, мам, а вы помните исход из Египта?
– Мам, а какой была маца в далеком прошлом? Ну когда ты была маленькой и жила в Москве?
– Пап, а правда, чем отличается эта ночь от всех остальных ночей года?
… Тем, что в эту ночь мы вспоминаем историю взросления народа и традиции нашей семьи, передавая их дальше. Ведь пока мы помним – мы действительно свободны…
Автор: Сара Бендетская
Читайте блог автора: https://bendetka.wordpress.com/
