Великий Сачмо – Луи Армстронг

Судьба создала для Луи все условия, чтобы он НЕ стал великим музыкантом.Вот как сам музыкант вспоминал:«Я родился в 1890 году. Мой отец Вилли Армстронг и моя мать Мэйэнн, жили тогда в самом шумном районе Нью-Орлеана. Именно эти места городские хулиганы обычно избирали для своих столкновений и драк, не обходившихся без поножовщины и стрельбы. Этот квартал населяло столько народа, сколько вы вряд ли могли бы увидеть сразу где-нибудь в другом месте. Тут жили священнослужители, шулера, дешевые сводники, воры, проститутки и масса детей. Здесь помещались бары, и салуны, и многие женщины всевозможными хитростями стремились залучить гостя в свои жилища. Мэйэнн говорила, что в ночь, когда я родился, здесь, в Элли, была большая пальба и двое парней остались лежать мертвыми. Это произошло в большой праздник 4 июля. В этот день в Новом Орлеане почти всегда что-нибудь да случается, потому что празднующие не расстаются с пистолетами, револьверами или каким-нибудь другим оружием.»Место это еще называли «полем битвы». Шестнадцатилетняя мать не очень-то заботилась о своем сыне. Мягко выражаясь, она была дамой легкого поведения, как и большинство женщин района. Тем не менее, Луи как-то вырос… и попал в исправительное заведение отставного темнокожего солдата Джозефа Джонса. Мальчик устроил стрельбу на улице. Жизненный парадокс заключается в том, что для Луи это стало не наказанием, а настоящим спасением. В этом заведении он впервые ел каждый день, у него была обувь и даже своя чистая постель. Но, самое главное, в исправительном заведении прекрасного человека Джозефа Джонса Армстронг впервые взял в руки музыкальный инструмент – корнет. Так появился на свет не мальчик Луи, а великий музыкант Луи Армстронг. Была еще одна семья, которая приняла самое действенное участие в «рождении» музыканта. Это семья торговцев углем – Карнофски. Луи подрабатывал у них с самого раннего детства, лет с семи. Развозил уголь для отопления по публичным домам. Хозяйка дома никогда не отпускала мальчика домой, не покормив его. Хозяин дома подарил Луи его первый собственный корнет, когда он вышел из исправительного заведения. Это была еврейская семья. В благодарность и в память о них Армстронг носил звезду Давида. «Личный» корнет дал возможность играть Луи, где он хочет и сколько хочет. И покатилось… Нью-Орлеан пал к его ногам. Затем Чикаго, затем Нью-Йорк, вся Америка и весь мир.«Мне нужна публика, я хочу слышать ее аплодисменты. Я музыкант, и мое дело играть" – говорил Великий Сачмо. Он был сочным человеком, любил вкусно поесть, выпить, покурить «косячок». Он был ослепительно белозуб, его улыбка заставляла всех улыбаться в ответ. Мистер Эллингтон говорил: «Если и про кого можно было сказать мистер Джаз, так это про Луиса Армстронга. Он был сутью джаза и всегда будет ею».Его улыбку, голос и его трубу знали во всем мире. Президенты и короли давали обеды в его честь. Еще в 1929 году музыканты Нью Йорка торжественно вручили ему часы с надписью "величайшему трубачу мира". Популярность Армстронга еще более выросла в 50-е годы. Известный журнал джазовой музыки «Даун-бит» посвятил пятидесятилетию артиста специальный номер, а в 1952 году читатели этого журнала назвали Армстронга «величайшим музыкантом». Дюк Эллингтон при этом получил 2-е место, Глени Миллер — четвертое.После шестидесяти лет Армстронг стал сильно болеть: диабет, сердце. Но он не слушал ни врачей, ни своего импресарио Джо Глейзера, с которым был очень дружен. Он тяжело переживал внезапную смерть Глейзера.Врачи предупреждали, Луи, что он может замертво упасть во время концерта. "Меня это совершенно не волнует", – ответил Армстронг "Доктор, как вы не понимаете? Я живу для того, чтобы дуть в трубу. Моя душа требует этого. Публика ждет меня. Я должен выйти на сцену».В честь семидесятилетия Армстронга Голливуд устроил грандиозный прием на шесть тысяч человек. Луи плохо себя чувствовал, но играл. Из воспоминаний очевидца: «В тот вечер Армстронг не столько играл, сколько пел. В мехах-легких уже не хватало воздуха. Он держал инструмент, как обессиленные рыцари держат меч – опираются на него, а не фехтуют. Но голос Сэтчмо звучал по-прежнему, неповторимый голос, напоминающий дребезжащую по булыжной мостовой железную бочку, из которой капает мед… Во втором отделении концерта Сэтчмо чаще прикладывался к трубе. Сэтчмо дул в трубу с таким ожесточением, словно познал, наконец, секрет, как можно обходиться без кислорода, как можно жить, не вдыхая его, а лишь выдыхая с муками творчества. Под занавес Армстронг спел свой знаменитый «хит» «Хэлло, Долли!»И, глядя на его лицо, залитое потом, на растопыренные в прощальном жесте пальцы правой руки, на трубу, блестевшую в свете софитов, прислушиваясь к завершающему раскату «Иеааас» с трясущихся рассеченных губ, весь зал неожиданно понял – человек на сцене пел не «Хелло, Долли!», а «Гуд-бай, Сэтчмо!».6 июля 1970 года Луи Армстронг окончил свой земной путь. Его музыка будет вечно в пути, она не закончится никогда.Я сидела в зале, слушала Юлин рассказ, смотрела на экран, где демонстрировались отрывки выступлений и интервью Луи Армстронга, и все время улыбалась. Казалось, что с экрана, со старых, черно-белых записей лилась не только музыка, но и яркие разноцветные лучи. Было светло…L