Староста нашей синагоги раввин Шия Дайч рассказал о том, как в синагоге МЕОЦ прошла трапеза Машиаза в последний день Песаха.
«Салуте!»
Стрелки больших часов в синагоге давно уже перевалили за полночь, и по мере того как число присутствующих уменьшалось, атмосфера становилась всё более возвышенной и тёплой. Маца и вино остались от «трапезы Машиаха», начавшейся ещё днём, но уже принесли и водку, от которой мы воздерживались все восемь дней Песаха, а из кухни принесли горячую еду.
«Я лично не знал того еврея, но необыкновенная история, которая произошла с ним, дошла до нас в Милан», — начал рассказывать р. Лазар. «В одну из суббот на фарбренгены к Ребе начал приходить некий итальянский еврей. Человек, на вид вовсе не соблюдающий Тору и заповеди. Он приходил снова и снова, каждую субботу. Со временем стало ясно, что этот еврей нарушает Шабат и приезжает на собственном автомобиле, который паркует рядом с 770. Он говорил Ребе «салуте» – «лехаим» на итальянском, и каждую субботу Ребе вновь и вновь отвечал ему «салуте»!..»
Здесь р. Лазар напомнил, что Ребе в совершенстве владел как минимум восемью языками: ивритом, идишем, русским, английским, французским, немецким, итальянским и даже латынью. Некоторые языки Ребе изучил в детстве, а остальные освоил во время жизни в различных странах мира. Когда ему принесли брошюру о зажигании субботних свечей на итальянском языке, он внёс множество правок своей рукой.
«…Многим в общине это мешало. Приезжать каждую неделю в Шабат на машине к Ребе — и ещё получать от него такое особое внимание?! Прошло ещё какое-то время, и вот в одну из суббот Ребе зовёт его к себе. Итальянец подошёл к столу Ребе. “Выложи всё, что у тебя в карманах, и положи здесь, на стол” — неожиданно приказал ему Ребе. Тот послушался и выложил ключи от дома, ключи от автомобиля, припаркованного снаружи, кошелёк и документы. “С этого момента ты берёшь на себя соблюдение Шабата”, — сказал ему Ребе. Мужчина кивнул в знак согласия. Домой он вернулся на машине только после исхода субботы и прослушивания Ѓавдалы.
Прошло два или три дня, и внезапно тот человек скончался и отдал душу своему Творцу…»
Как и все, кто находился рядом с равом Лазаром, я был потрясён этим удивительным рассказом. Рав Лазар помолчал несколько секунд, а затем продолжил: «Чтобы вы поняли эту историю, сейчас я расскажу вам то, что видел собственными глазами…»
«…если можно жить в святости?»
– Это произошло сорок один год назад. Каждый год, в Шабат Берешит, когда распорядители синагоги 770 продавали различные почётные обязанности на предстоящий год, рав Хаим Шмарьягу Гурарье неизменно приобретал особую честь — открытие ковчега в Йом Кипур перед молитвой «Коль Нидрей».
Для рава Шмарьягу это имело особое значение, хотя само действие должно было состояться только через год, в ночь Йом Кипура. После того как он выигрывал это право, он всегда подходил к Ребе с просьбой о благословении — чтобы удостоиться открыть ковчег в следующем году. Таков был его обычай из года в год: в Шабат Берешит он покупал право открытия ковчега, и Ребе его благословлял.
Так было и в 5744 (1983) году. В тот раз он вновь выиграл эту честь, за крупную сумму. Он подошёл к Ребе и попросил у него благословения. Но в этот раз Ребе изменил свой обычай. Казалось, он вовсе не замечает его. Рав Шмарьягу попытался ещё раз, но Ребе снова не ответил.
Мы все это видели. Я был совсем молодым, но тоже видел. Я смотрел, как рав Шмарьягу всё больше тревожится. Как настоящий хасид, он знал, что у Ребе ничего не происходит просто так. Несмотря на всё, он не отступил и вновь повторил просьбу: «Ребе, прошу благословение, чтобы удостоиться, с Б-жьей помощью, открыть ковчег в наступающем году». Сначала Ребе снова молчал, но в конце концов, будто бы уступая просьбе, кивнул в знак согласия.
Прошел год. В ночь Йом Кипура, ровно сорок лет назад, когда рав Шмарьягу открыл ковчег перед молитвой «Коль Нидрей», он внезапно почувствовал сильную боль в сердце и рухнул. Молитва прервалась, прибежали врачи. Ребе следил глазами за врачами, которые делали массаж сердца. Через сорок минут врачи объявили о его смерти, но Ребе велел продолжать массаж сердца и перенести рава Шмарьягу через двор в помещение колеля. Только тогда он согласится считать рава Шмарьягу умершим. Это было сделано, чтобы избежать переноса мёртвого тела в Йом Кипур. Однако коѓенов попросили покинуть зал из-за ритуальной скверны.
После прочтения всей книги Теѓилим, как принято читать в ночь Йом Кипура после молитвы Аравит, я вышел на улицу и подошел к зданию колеля рядом, где лежало тело рава Шмарьягу. Вокруг него сидели и читали Теѓилим — как принято делать до погребения. Разумеется, собрались множество людей, обсуждавших случившееся.
Мимо проходил хозер Ребе, рав Йоэль Кан. Он услышал, как один из молодых хасидов восклицает: «Какова же заслуга у этого хасида — умереть в такой святости, в такой святой день, в святом месте и рядом со святым Ребе!» На это рав Йоэль сразу отреагировал: «Зачем умирать в такой святости, если можно жить в такой святости?!»
Этот рассказ рава Лазара задал нам всем направление для жизни после окончания праздника Песах. Надо жить правильно. В каждый момент и в каждом месте.
Рассказ представителя Сохнута
«С нами сегодня особенный гость — Ави Офир», — провозгласил на трапезе Машиаха директор общины р. Мордехай Вайсберг. Он лично пригласил на трапезу представителя Еврейского агентства в России.
Прямо во время его речи наступил момент «выкупа хамеца» — Песах официально завершился, и рав Лазар должен был выкупить хамец евреев России, который был продан нееврею накануне праздника. Я сопровождал его, поэтому почти не слышал выступления гостя. На следующий день я написал Ави Офиру с просьбой услышать то, что пропустил. «Я подожду тебя в четверг после обеда», — написал мне Офир в ответ. Вчера я пришёл в его офис в центре города, напротив синагоги на Архипова, с парой тфилин. Кабинет находится в здании, где размещаются службы Еврейского агентства почти для всех стран СНГ.
«Мы репатриировались в Израиль, когда мне было четыре года, и обосновались в Лоде. Родители тяжело трудились, чтобы прокормить семью, мама работала поваром в ешиве «Томхей Тмимим» в Лоде. Я часто приходил вечерами помогать ей готовить ужин для учеников. Нужно было чистить горы овощей для огромного салата. Это была великая заслуга для меня – кормить тех, кто учит Тору».
Ави продолжал рассказывать о семье, о школах, в которых учился в Лоде, и об особенной атмосфере грузинской общины в городе. «У нас были соседи — семья Вольф», — вспоминает он. — «В детстве я не понимал, кем был глава семьи, скромный рав Эфраим. Лишь позже я узнал, что это был один из самых влиятельных хабадников в Израиле тех лет, доверенное лицо Ребе».
«Было такое время, когда у отца накопились огромные долги. Тогда по совету соседей и знакомых из района он решил поехать к Ребе. Приехав, он удостоился личной аудиенции продолжительностью сорок минут! Секретарь Ребе несколько раз намекал ему выйти, но Ребе просил остаться. Он слушал его, давал искренние советы, благословлял с любовью, а в конце вручил ему, моей матери и всем детям по стодолларовой купюре каждому, отдельно. Неудивительно, что мой брат стал хабадником».
Беседа продолжалась на множество захватывающих тем. Я заметил, что время идёт. Ави закатал рукав и привычно наложил тфилин, который я принёс для него. А перед этим я пригласил его выступить с речью в центре социального обеспечения «Шаарей цедек» на мероприятии, посвящённом Дню Победы — 9 мая.
