Собственно о собственности

Как известно “признание – царица доказательств”. Но ее царство, слава Б-гу, ограничено рамками имущественного права. Так постановляет Рамбам (Мишне Тора, Законы Сангедрина, в конце гл.18). Когда же речь заходит об обвинении в совершении преступлений, караемых теми или иными физическими наказаниями и в первую очередь смертной казнью, признание, согласно еврейскому закону, вообще в расчет не берется. Только показания двух кошерных свидетелей. Как сказано: “По слову двух свидетелей или трех свидетелей будет предан смерти смертник, не будет предан смерти по слову одного свидетеля” (Дварим, 17:6).

Радваз, комментируя это постановление Рамбама, предлагает такое объяснение внутренней логики проводимого Торой различия между имуществом и жизнью (“порка – это маленькая смерть”, если продолжать сыпать цитатами) в данном контексте: душа (жизнь) человека принадлежит его Творцу, как сказано: “Ведь все души – Мои они!” (Иехезкель, 18:4), – а собственность, она и есть собственность. Поэтому еврейский человек имеет право, руководствуясь какими-то своими соображениями, отказаться от принадлежащего ему в пользу другого. На то оно и его. А вот своей жизнью и безопасностью он распоряжаться по своему усмотрению не может, ибо они ему не принадлежат. (В заключение Радваз подчеркивает, что умозаключения умозаключениями, но в конце концов заповеди Торы – это выражение непостижимой воли Творца и не нам пытаться понять их смысл.)

На первый взгляд, слова Радваза вызывают недоумение. Разве не все сущее принадлежит Всевышнему? Как сказано: “Г-споду земля и все наполняющее ее, вселенная и живущие в ней” (Теилим, 24:1). Что это за “принадлежащее нам”, которое не принадлежало бы Ему?

Ответ достаточно очевиден: разумеется, нет ничего из сотворенного, что не принадлежало бы Всевышнему на правах Творца. Но на что-то (на имущество) он передал нам права владения и возможность распоряжаться, а на кое-что (жизнь, душа) не передавал, оставил себе. Как постановлено в Шулхан Арухе Аадмур (ХМ, Законы запрета на нанесение ущерба телу и душе, 4).

Получается, что еврейскому человеку нельзя причинять вред своему здоровью и ставить под угрозу свое существование не только потому, что это запрещено, но и потому, что он не имеет права распоряжаться своей жизнью. Она не принадлежит ему. А своим имуществом еврейский человек распоряжаться может. По праву, данному ему Всевышним, и в рамках данных прав. И в частности, еврейскому человеку запрещено портить и попусту разбазаривать свое имущество. А с другой стороны, есть обязанность отделять часть доходов на благотворительность, на коэнские и левитские приношения и т. д. и т. д.

Итак, человек обладает, по милости Творца, правами владения своим имуществом (в рамках предписаний и запретов Торы, разумеется). В частности, это выражается в том, что он имеет право признавать справедливость имущественных исков к себе, когда никаких доказательств против него, кроме чистосердечного или не чистосердечного признания, нет. Когда же речь заходит о его жизни и физической безопасности, там у него нет права распоряжаться по своему усмотрению. Настолько, что даже если он явится в суд с повинной и признается в преступлении, за которое полагается смертная казнь или порка, его признание не будет иметь, с точки зрения еврейского закона, никакой юридической силы. Т.е. не только он сам не имеет права распоряжаться своей жизнью, но и нам, окружающим, запрещено поддаваться на его провокации и позволять ему попытаться причинить себе вред. Даже если это заслуженно!

Доказательство различия в “правах владения” на себя любимого и на свое добро мы находим в законах благословений. Сказано в Талмуде (Брахот, 35а), что запрещено получать какое-либо удовольствие от этого мира, прежде, чем человек произнесет благословение, поблагодарив Всевышнего за предстоящее. Но это касается только удовольствий, доставляемых непосредственно самому человеку (его телу), не имуществу. На прирост имущества, на то, что принадлежащее нам выросло в цене и т. п., нет благословения. (А то, что есть благословение и обязанность благословлять за любое благо, которого мы удостаиваемся – это не благословения “на удовольствие”, а благословения восхваления. Совсем другая, отдельная история. Как и благословения, предваряющие исполнение заповедей.)

На первый взгляд, непонятно: какая разница, каким именно образом мы получаем удовольствие от этого мира? От того ли, что едим стейк, или от того, что имеем возможность заказать в ресторане прекрасный стейк средней прожарки и быть уверенными, что получим именно заказанное?

Ответ мы уже знаем: наше тело принадлежит Всевышнему, а значит, и удовольствия, получаемые им, предназначаются Всевышнему. Поэтому они заслуживают (требуют!) благословения. Ибо таким (и только таким) образом человеком приобретается право пользоваться тем, что принадлежит и предназначено Всевышнему (как владельцу нашего, получающего удовольствие, тела). Имущество же, слава Б-гу, принадлежит нам. Поэтому нет необходимости отдельно приобретать, так или иначе, право получать от него удовольствие, извлекать пользу и т. д. Вот и нет для этого благословения. За ненадобностью.

И тут у нас должен возникнуть встречный вопрос: а чем принципиально отличается сам человек (душа и тело) от прочих элементов Творения, что остается (в порядке исключения) собственностью Всевышнего, которая не может стать ничьей больше собственностью?

Ответ, ничего не поделаешь, немного в духе армянского радио: потому что такой. Еврей отличается тем, что он наделен сущностной святостью безраздельной принадлежности Всевышнему. В отличие от прочих творений. Такова наша природа.

Проще говоря, человек, его тело – творение настолько явно Б-жественного происхождения, что это не скрыть и скрывать незачем. В отличие от прочих материальных объектов и мира, состоящего из них. Которые изначально задуманы и исполнены такими, что их Б-жественное происхождение совершенно не очевидно, в первую очередь им самим. И тем более – окружающим. Что позволяет рассматривать их (разумеется, только на взгляд самих творений!) как нечто, что может принадлежать кому-то, кроме Всевышнего.

В самом начале трактата Сангедрин (2б) сказано, что по закону Торы свидетелей имущественных договоров положено допрашивать и расспрашивать так же тщательно, как допрашивают свидетелей, на основе показаний которых может быть казнен человек. Но когда наши мудрецы увидели, что из-за этого люди воздерживаются от предоставления ссуд ближним, они облегчили процедуру. Разумеется, только для имущественных исков. Т. е. опять разница между отношением к вопросу жизни-смерти и к имуществу.

Почему изначально требования Торы были столь строгими? Потому что изначально от всех евреев, по умолчанию, ожидается праведное и порядочное поведение. Так что в то, что кто-то из них может убить или отказаться платить долги, невозможно поверить, пока не будут приведены однозначные и неопровержимые доказательства, из уст двух кошерных свидетелей.

Но время и окружение сделали свое. И убивать научились, и жульничать, и даже воздерживаться от предоставления ссуд нуждающимся, из опасения не получить возврат и т. д. Разница в том, что нелегитимность убийства и жульничества очевидны даже сегодня. А вот нелегитимность воздержания от предоставления ссуд нуждающимся – нет. Почему? Потому что имущество принадлежит своему владельцу, и он в вправе распоряжаться им по своему усмотрению. Не так ли?

Не так! Мы уже упоминали, что имущество дается человеку в его владение на условиях соблюдения предписанного еврейским законом. И тут есть два аспекта: законы (правила) пользования имуществом и законы (предписания и запреты) использования имущества для исполнения заповедей.

Часть урожая, которую нужно отдать коэнам, левитам или беднякам, по сути, изначально, если не принадлежат, то во всяком случае предназначены им. Точно так же, если у нас есть “лишние” (свободные) деньги, а вокруг есть евреи, нуждающиеся в ссудах, наши излишки автоматически предназначаются для этих ссуд. Ибо нам заповедано ссужать нуждающимся. И только то, что мы упускаем это из виду, увлекаясь неотразимым ощущением того, что “все это моё!”, искажает наше восприятие настолько, что наши мудрецы были вынуждены пойти нам навстречу и облегчить процедуру, как было упомянуто выше.

Смертные же казни и прочие экзекуции – это уже из сферы того, где даже иллюзии того, что что-то не принадлежит безраздельно Всевышнему, нет. Поэтому тут невозможны какие-то компромиссы и уступки. Единственное, что можно сделать и было сделано фактически – отказаться от меры, как временно неэффективной. Перестали люди дорожить принадлежащим Всевышнему. Им же хуже.

О евреях сказано: “Вы – свидетели Мои” (Ишаяу, 43:10). Это о том, что евреи самим фактом своего существования свидетельствуют о том, что у мира есть Творец. Свидетельство требуется там, где других доказательств нет и возникнуть им неоткуда. Наш мир устроен, пока не пришел Машиах, таким образом, что никаких доказательств того, что есть Б-г, кроме факта существования евреев, нет. Да и евреи свидетельствуют о том, что Б-г есть только тем (и в той степени), что следуют Его воле. В этом наше свидетельство.

Известно, что один из легендарных хасидов Альтер Ребе, реб Биньомин Кецкер, крупный торговец лесом, заканчивал подсчеты расходов и доходов неизменным: “Итого – нет более кроме Него” (см., Дварим, 4:35). Вот так действует хасидизм на человека: глядя на “принадлежащее ему” (принадлежащее по закону Торы!), он видит в нем только Б-жественное начало, заключенное в нем и дающее ему жизнь. Но не менее важно, чем понимание того, что в конце концов “нет более кроме Него”, то, что этому предшествовал детальный разбор точных цифр, касающихся положения вещей, как они виделись внешне: количество бревен (а не Б-жественного света, заключенного в них), монет (а не Б-жественного света, заключенного в них), рабочих рук (а не Б-жественного света, заключенного в них) и т. д.

Нам заповедано жить и исполнять заповеди в реальном мире. В мире, в котором Б-жественное присутствие никак не проявляется. Мы знаем о Б-жественном свете, заключенном в материальных объектах. Свидетельствуем об этом. Но своими глазами не видим. Более того, своими глазами мы должны видеть то, что нам “показывают”. Поэтому в счетах должны стоять верные цифры и верные данные. И только окончательный вывод должен быть – “нет более кроме Него”.

Иными словами, наш идеализм должен быть продолжением нашего рационализма, нашей практичности, нашей адекватности Творению, а также и Творцу. Должен быть плодом полноты нашего видения картины. Которую обеспечивает только изучение хасидизма.

Вот-вот должен прийти Машиах. И тогда (не сразу, но очень скоро) все станет ясным и доступным нашему восприятию. В том числе и Б-жественная природа всего творения. И даже учение хасидизма для этого изучать будет не нужно. Зачем учиться тому, что видно невооруженным взглядом?

Это, не дай Б-г, не значит, что учение хасидизма не будет изучаться. Наоборот. Все остальные истинные учения станут его частью и развернутся к нам своими глубинными и сущностными аспектами. Только изучать все это мы будем, не чтобы научиться чему-то, а чтобы насладиться познанием. Тут тонкий, но очень принципиальный нюанс. Попробуем – поймем.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, “Ликутей сихот” т. 34, стр. 106-113.)

 

Источник: https://ru.chabad.org

Читайте также