До пасхального седера остались считанные дни – раввин Габи Гольцберг развешивает объявления по гостиницам и гест-хаузам города Мумбаи, приглашающие всех евреев на праздничный кошерный седер в Бейт-Хабад.
В канун седера, в самом разгаре приготовлений, Ривка, жена раввина, говорит Габи: “Пойди, пожалуйста, проверь – не забыли ли мы случайно какую-нибудь гостиницу или пансион”.
“Но я же сам обошел все места и собственными руками повесил объявление в каждой гостинице, в каждом гест-хаузе!” – пытается возразить Габи. Однако Ривка настаивает, и Габи отправляется в последний обход перед праздником, исполнить поручение любимой жены. И что же – неожиданно он натыкается на небольшой пансион, который и в самом деле по какой-то причине пропустил, и не повесил там объявление! Габи подходит к столу регистрации и просит гостевую книгу. Перелистывая страницы толстой тетради, Габи находит фамилию, которая очень похожа на еврейскую…
Два лестничных пролета – и Габи у цели. Стучит в дверь – нет ответа. Ну что ж, нет так нет – Габи разворачивается и идет вниз. А на последней ступеньке вдруг останавливается – дверь позади него открылась! В дверном проемме стоит парень с полотенцем вокруг бедер, с волос течет вода, а на лице выражение полной ошарашенности.
– Кто тебя послал? – спрашивает он на иврите.
– Всевышний! – улыбается Габи. Парень, в шоке покачивая головой, приглашает Габи войти. Наскоро одеваясь, он рассказывает Габи следующую историю.
“Представляешь, какое дело – я в пути с юга Индии на север, и даже не собирался останавливаться в городе. Я должен был просто пересесть на другой поезд, а у кассы вдруг обнаружил, что мне обчистили карманы! Я в шоке, сел на камень, депрессую по полной – и тут обращается ко мне какой-то парень, с французским акцентом: “вер а ю фром – ты откуда?” Я отвечаю, что из Израиля. Он мне говорит: “Я тоже еврей, из Франции”. Дает мне немного денег, и говорит: “Отправляйся в город, сними гостиницу, а после праздника позвони домой и попроси родителей перевести тебе деньги через “Вестерн Юнион””. Так я и сделал, зашел в первый попавшийся гест-хауз, снял номер и повалился на кровать.
Смотрю я в потолок и начинаю беседовать со Всевышним: “Ну, что Ты об этом думаешь? Что будет? Что я здесь делаю, как я попал в такой переплет?”
– Нет, ты представляешь, – прерывает сам себя рассказчик – это я, кибуцник, у которого никаких дел с Ним там, наверху, никогда не было, начинаю с Ним говорить!
И тут до меня доходит, что сегодня канун пасхального Седера, и я продолжаю монолог: “Я знаю, что наши отношения не ахти, но пожалуйста, Всевышний, если Ты меня любишь, подай мне знак – не оставляй меня одного в ночь Седера, дай мне провести его по-настоящему, с евреями!”
Все, сказано, ни убавить, ни прибавить… Я полез в душ, открыл воду – и вдруг стучат в дверь! Я был уверен, что мне показалось, но стук повторился снова и снова. Я выключил воду, кое-как выскочил, вода ручьями, схватил полотенце – и к двери. Открыл – и вижу, на нижней ступеньке – кто-то, похожий по одежде на раввина! А когда я спросил тебя, кто тебя послал – ты ответил: “Всевышний!”
Нужно ли говорить, что наш кибуцник, в числе сотен прочих евреев, был почетным гостем на пасхальном седере в бомбейском Бейт-Хабаде.
