Праздничный концерт еврейской песни 2 сентября.

Псой Галактионович Короленко, молодежный филолог, акын, бодисингер и современный скоморох. С 1973 по 1978 годы обучался в московской музыкальной школе им. Мясковского, с 1987 по 1992 – на филологическом факультете Московского государственного университета им. Ломоносова. С 1994 по 1996 преподавал русскую литературу в Гуманитарном институте телевизионных работников. В 1996 году защитил кандидатскую диссертацию о Владимире Короленко. Автор нового учебника по литературе для абитуриентов и популярный репетитор, преподает в МГУ. С 23 декабря 1988 по 23 декабря 1998 – "Десять лет в культуре". Работает на стыке шансона/авторской песни, рока и синкретического перформанса. Выступает сам (голос + фоно) или с группой Автор статей и эссе о музыке и литературе, опубликованных на бумаге и в Сети. Некурящий вегетарианец без вредных привычек. Женат, много детей. Характер семитский, невыдержанный.Отрывки из интервьюВас знают как Псоя Короленко, но это ведь творческий псевдоним. Когда и как он появился?– Вообще меня зовут Павел Лион, но я всегда выступал под именем Псой Короленко. Изначально в качестве автора песен, но в дальнейшем и статей, сначала художественных и публицистических эссе, а впоследствии и литературоведческих. Все началось с научной работы, когда я занимался исследованием творчества писателя Владимира Короленко и на каком-то этапе почувствовал, что он, действительно, является подходящей культурной метафорой для моего собственного творчества. Он тоже жил на рубеже веков, занимался проблемами отчуждения, меньшинств, человеческих коммуникаций, межэтнических отношений, в том числе, кстати, и еврейской темой. В одном из писем брату Короленко в контексте некоторой шутки по поводу экзотических имен упомянул: «Родись я в день Св. Псоя, быть бы мне Псоем Короленко». А я эту шутку воспринял всерьез и стал Псоем Короленко.Еврейская тема очень ярко и необычно проявляется в вашем творчестве. Но почему вы делаете акцент именно на идишской культуре?– Во многом это метафора отчуждения вообще и его преодоления. Ведь слово «иври» переводится как пришелец, перебежчик. Речь идет не только о еврействе, но и о странничестве, обретении чего-то иного, о встрече личностей, языков, сознаний, культур. Но есть и генетический фактор. Мои предки говорили на идише, хотя в детстве я его почти не слышал. Мне очень близка система духовных ценностей, связанная с диаспорой. Здесь речь идет о бездомности, отчуждении, странничестве. Я чуть ли не единственный из распространителей «идишкайта» (идишская культура), кто поет на идише, обращаясь к неевреям или к евреям, но вне зависимости от их еврейской идентичности. Идиш выступает в данном случае как всеевропейский язык, похожий на немецкий и подпитавший разные европейские культуры.Где вы изучали идиш?– Идишем больше всего я занимался в Канзасском университете. Там была группа по изучению языка, состоявшая из представителей самых разных стран и народов. Также я посещал уроки идиша на клезфестах в Киеве и Питере.Мельский Георгий ДмитриевичРежисёр, актёр, певец, кинодокументалист. Родился 21 августа 1946 года в Украине. Закончил Киевское музыкальное училище и Хабаровский институт культуры.В 1982 году сменил финансово стабильный статус инженерно-технического работника одного из киевских предприятий и преуспевающего музыканта и певца Киевского Объединения Музыкальных Аансамблей на статус актёра мало кому известной в то время Шоу-группы «Фрейлехс» при Биробиджанской филармонии. Взяв на себя функции организации гастрольной деятельности и став, по сути, художественным руководителем группы, привёл её к известности, благодаря которой к концу 1983 года основными концертными площадками группы стали кино-концертные залы Москвы, и крупных городов бывшего СССР.В 1988 году возвратился в Киев и организовал разножанровый театр «Мазлтов». Ставил драму, оперу, балет, мюзикл, програмы камерной музыки. В театре работали балетмейстер А.Рубина, главный дирижёр А.Святогоров, коллектив театра насчитывала около 60 человек. Театр становился лауреатом ряда международных фестивалей. В 1993 году Георгий Мельский и ряд ведущих деятелей театра были удостоены почётных званий Украины.В качестве документалиста снял фильмы «Беговая, 22» (жизнь московского ипподрома), «Этот удивительный Манеж».Создал совершенно новый способ сценической демонстрации картин в световом и музыкальном сопровождении.Записал компакт-диск «Фальшивая судьба», «Ехать, значит ехать», видео-клип «Журавли», посвящённый памяти Бабьего Яра.Поставил спектакль «Записки похоронщика Вениамина Семёновича Белоцерковского» по одноименному сборнику рассказов Давида Маркиша, завершает работу над документальной картиной, посвящённой трагедии Бабьего Яра «Пробы…»Создал музыкальное шоу «Мост к Бродскому». Народный артист Украины.Отрывок из интервьюКак же Вы пришли на сцену?- Я долгое время был в профессиональном боксе и футболе. Потом, когда меня выгнали из Университета, я случайно попал в армию. И там я лихо запел. В армии я подружился с ударником Толей Черненко. И, приехав из армии, придя на завод, – а я отработал там 13 лет старшим мастером, начальником участка – я уже чувствовал, как собака, что что-то должно произойти. Мой друг и подчиненный, слесарь Шурик Кац, такой типичный еврейский свадебный музыкант, сказал: "Я услышал, как ты на барабанах играешь, так ты еще и поешь. Мы имеем два в одном. Давай свадьбы играть!". С его легкой руки я купил ударную установку и начал играть свадьбы. В определенный момент мне стало невмоготу, – хотя тогда на свадьбах часто играли музыканты высочайшего уровня. Я пошел в эстрадное училище школу и стал работать в ресторанах. Требовалось покупать барабаны, которых тогда вообще не было в России, они могли стоить, как машина. Рестораны – это была сумасшедшая школа. Дальше было проще. Я положил трудовую книжку в Киевское музыкальное объединение и в качестве ударника и вокалиста проработал там много лет. После чего я увидел спектакли Шерлинга – очень большого художника – и в первый раз в жизни заболел еврейством. И услышал, что в Биробиджане создается группа «Фрейлэхс», и там требуются актеры, художники, музыканты. Ну мы туда и ринулись. Я и мой коллега Володя Портников. Так мы попали в Биробиджанскую филармонию. Работали в удивительной компании. Первое отделение мы – на разогреве, – а во втором был Саша Градский. Это был 1982 год. И мне стало тесно. Перестройкой не пахло, ренессансом вообще не несло. Города мы брали, как на фронте. Я всего не расскажу, – ЦК, бедные дрожащие управленцы Хабаровского края… Я ходил с папиными орденами в кейсе и показывал их чиновником. Таким макаром мы заехали в Московскую область. Нам сказали: "Никогда в жизни вам не бывать в Москве". Плохо они меня знали. В 1983 году с конной милицией мы заехали в Москву. Конная милиция в Москве тогда была в считанных случаях. Во время очередных гастролей в Москве меня заметил покойный режиссер Сергей Евлахишвили. Он в 1984 году снял "Тевье-молочника" с Ульяновым. Ульянов играл в этом фильме Тевье, я играл бадхена. Там, на съемках, я познакомился с Ульяновым, с Волчек, с Сережей Маковецким, – они тогда были совершенно юны. Тот человек, который там играл от автора – это я. Помнишь, все время по картине хожу, пою – (поет) – "Бежит дорога в два конца, на ней встречаются сердца…" Представляешь, как страна не знает своих героев? Так вот, после этого я заскучал, потому что уже нечего было делать. Я хотел делать театр. Театр большой, огромный. Потому что позиционировать себя все время через "Гоп со смыком на Подоле, я хороший человек", руки под мышкой – это уже смешно. К тому же я уже увидел, что сделал Шерлинг. Учитывая, что я был киевлянином, я захотел сделать театр в Киеве. И началось (кричит громко, хорошо поставленным голосом), – ДОРОГИЕ СЛУШАТЕЛИ! И похождения мои с "Фрейлэхсом" оказались и цветами, и ягодами. И я год диссидентствовал, не работал. В то время, когда перестройка бурлила, никто не хотел открывать театр. Я ушел в декабре 87года из Биробиджанской филармонии, а первые деньги увидел только в сентябре следующего.Геннадий ЦыпинДжазовый мультимузыкант. Клавишные, духовые, ударные. Лауреат многих музыкальных конкурсов. Композитор. Великолепный импровизатор. Выступает в московских клубах («Дом». «Апшу» и др.) Музыкальный соавтор творческих программ и спектаклей Георгия Мельского.В цикле программ Галереи МЕОЦа, которые проводила Юлия Королькова «Классики еврейской живописи» принимал участие как композитор-импровизатор, сопровождая своей музыкой показ картин Шагала, Модильяни, Сутина, Левитана на экране.Отрывки из интервьюГеннадий, как называется инструмент, на котором вы играете? – Я играю на рояле, синтезаторе, духовых и ударных. А тот инструмент, о котором вы, очевидно, спрашиваете – это духовой медиаконтроллер. Это единственный из электронных инструментов, который способен передавать дыхание исполнителя, – то, чего не может сделать ни один синтезатор. И в нем есть качественный набор звуков, – ведь не каждый человек может одновременно уметь играть, например, на флейте, кларнете и саксофоне. Он позволяет музыканту расширить свои тембровые возможности, потом, он довольно сценичен.  Геннадий, почему Вы обратились в своем творчестве именно к еврейской музыке? – Наверное, это генетическая память… Но то, что я делаю, вряд ли можно назвать чисто еврейской музыкой. Потому что музыка – это язык, в который вплетено очень много. Например, канторская музыка во многом переплетается с классической – не в смысле эклектики, а в смысле взаимодополнения. Образность и многие глобальные темы из канторской музыки перешли в мировую культуру. Этническая музыка, которой я в какой-то степени занимаюсь, в частности, работая с "Хасидской капеллой" или играя популярные еврейские мелодии, для меня – один из языков музыки, а мне интереснее всего именно переплетение этих языков. Еврейская музыка, на мой взгляд, очень глубока – если ее аранжировать. Когда мы говорим о еврейской музыке, мы очень часто говорим о клейзмерской музыке, а на самом деле этот мир намного шире. Это и современная еврейская музыка Израиля и всего мира, это и евреи-исполнители в разных видах искусств – от джаза до академического искусства. Мне кажется, что иногда мы сами себя загоняем в резервацию, называя то или иное искусство еврейским или нееврейским, отпугиваем от этого искусства других людей. Мне хочется надеяться, Как вы сами назвали бы ту музыку, которую вы делаете? – Я не знаю. Я раньше честно пытался определить, как это называется, а потом мне это стало неинтересно. Я столкнулся с этой проблемой впервые, когда приехал в Москву из Казахстана – здесь есть понятие "формата". Я занимаюсь разной музыкой, и мне не хочется себя форматировать. Когда пишешь театральную музыку или музыку к фильму – ты всегда идешь за режиссером, он определяет язык, на котором ты работаешь. Выступаешь с сольной программой – идешь от ощущений и тех людей, которые помогают тебе вместе с ними сотворить нечто. Это безумно интересно для меня – существовать в разных качествах. Я не претендую на открытие нового пути в искусстве, но мне кажется, что тот язык, на котором я говорю, довольно интересен. Почему вы предпочитаете импровизировать? – Чем мне интересен импровизационный язык – ты одновременно играешь и слушаешь, и иногда удивляешься тому, что получается. Ведь мы – лишь только инструменты. И если ты настроен "на ту волну", у тебя все получается. А если это сопрягается с другими видами искусства – с живописью, словом, пластикой, получается безумная мистерия… Моя самая большая мечта – сделать то, о чем мечтал Скрябин, и что осуществил Жан Мишель Жарр. Чтобы искусство вышло за пределы концертного зала. Чтобы музыка звучала в Старом городе, у Стены Плача. Чтобы это было пронизано еще и энергетикой, идущей сверху…По материалам из интернетаL