Во времена правления императора Николая I в России был издан указ, повелевавший отбирать из еврейской среды определенное число рекрутов в царскую армию. Царские чиновники хватали тогда мальчиков семи-восьми лет и старше: детей вырывали из рук матерей, похищали из хедера и с малых лет готовили к армейской службе. Детей этих называли “кантонистами” и высылали в самые отдаленные уголки России, в места, где бы они были лишены всякого контакта с евреями. Их подвергали страшным истязаниям, заставляя отказаться от иудейской веры. Многие из них умерли от жестоких пыток, но большинство выдержали испытания, прошли через все беды и муки и остались верны своим корням.
Состарившиеся кантонисты, после освобождения от службы в армии, основали независимые общины в нескольких городах России – вне “черты оседлости”, где они получили право проживать как демобилизованные из царской армии. Правда, они были совершенно невежественны в вопросах, касавшихся Торы, так как власти препятствовали их религиозному обучению. Но, тем не менее, правоверные евреи относились к ним с глубоким почтением, поскольку те претерпели страшные муки во имя веры своих отцов.
Однажды приехала в Петербург, столицу России, делегация выдающихся раввинов и мудрецов еврейского народа, чтобы предстать перед императором Николаем I и просить его об отмене некоего указа, касавшегося евреев. Было это в “Дни трепета”, между Рош-Ашана и Йом-Кипуром, а в Петербурге не было еще синагог, так как он находился вне “черты оседлости”. Однако в столице находилось много солдат-евреев, “солдат Николая”, у которых был свой миньян (молитвенное собрание), и раввины отправились к ним помолиться в Судный день.
Когда дошли до торжественной заключительной молитвы “Неила”, попросили раввины одного из присутствующих встать перед ковчегом Торы и произнести самую главную молитву Судного дня. Однако солдаты запротестовали: “Нет никакого сомнения в том, что тот человек, которого вы попросили быть хазаном, достоин произнести заключительную молитву, но есть среди нас один, который принял такую муку за нашу веру, что не под силу иному праведнику, и у него есть большее право прочесть эту молитву. Посмотрите и убедитесь сами!” Сказав это, они распахнули на том солдате рубашку, и глазам раввинов открылась его грудь, иссеченная ранами и следами от жестоких пыток. Раввины онемели от потрясения, а потом в один голос произнесли: “Безусловно. Нет среди нас более достойного прочесть молитву “Неила” перед Высшим Судьей. Пусть он идет к ковчегу молить Всевышнего об отмене несправедливого указа, тяжкой повинностью угнетающего наш измученный народ!”
Прежде чем солдат начал на старинный распев читать кадиш, предшествующий заключительной молитве, он сказал:
– О, Владыка мира! Мы, народ Твой, стоим здесь в этот час и просим у Тебя отрады от детей наших, здоровья, долголетия и пропитания. Но неужели мы, “николаевские солдаты”, будем просить отрады от детей наших? У нас ведь нет детей, ведь все мы холосты! Будем ли мы просить долголетия? Ведь наша жизнь – это не жизнь! Можем ли мы просить пропитания? Пропитание мы получаем в казарме! Если так, то о чем же нам просить? Для себя нам просить нечего. Поэтому просим мы только: “Да возвеличится и освятится Великое Имя Твое, Г-споди!..”
