Давид Насхлеташвили
С детства его любимыми книгами были медицинские энциклопедии. Он мечтал о романтических профессиях, но в итоге выбрал практичную. Он философски относится к своей профессии, но при этом не считает себя фаталистом. Наш собеседник — кандидат медицинских наук, онколог-химиотерапевт вышей категории, член Европейского и Американского обществ онкологов, старший научный сотрудник отделения нейроонкологии Российского онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина Давид Насхлеташвили. Мы спросили у него о том, как он рос в традиционной еврейской семье в советское время и почему считает, что врачи — проводники Б-га.
Расскажите о себе и своей семье. Где прошло детство?
У меня еврейские корни по отцовской и материнской линиям. Среди родных есть ашкеназские и грузинские евреи. Я вырос в традиционной еврейской семье, где отмечали все праздники и ходили в синагогу. Жили мы в Тбилиси. Даже в советское время в Грузии всегда было лояльное отношение к евреям. Конечно, не так открыто можно было все соблюдать, как сейчас, но никаких гонений и репрессий точно не было. Я учился в интернациональной школе вместе с евреями, грузинами, армянами, русскими и все мы дружно общались.
А сегодня вы считаете себя соблюдающим человеком?
Конечно. Традиции, привитые с детства, никуда не исчезли. По мере возможности, я соблюдаю кашрут. Все праздники, как и недавно прошедший Пурим, мы отмечаем традиционно, с родными в синагоге. Хотелось бы соблюдать и шабат, но приходится делать исключения, когда дело касается жизни моих пациентов. В этом случае, безусловно, мой долг помогать им.
Как получилось, что вы стали врачом? Детская мечта?
В детстве я мечтал о героических профессиях, а врачей, наоборот, побаивался. Но при этом интересовался медициной с раннего возраста, еще со школьных времен читал медицинские энциклопедии. Мои родители это всячески поощряли, хотя никакого отношения к медицине не имели. Мама была учителем, а отец — инженером, типичная советская семья. В итоге мой детский интерес к энциклопедиям вылился в то, что в шестнадцать лет, сразу после окончания школы, я уехал из Тбилиси в Москву и поступил в медицинскую академию им. И.М. Сеченова. Просто, когда достиг определенного возраста, понял, что мое призвание — помогать конкретным людям.
Кроме прочих ваших регалий и заслуг, вы член Американского и Европейского обществ онкологов. Как им стали, и что подразумевает участие в этих обществах?
Это общественные организации. В них может вступить специалист, который имеет большой опыт работы в онкологии, публикации в медицинских журналах, рекомендации коллег. Ежегодно Американское и Европейское общества онкологов устраивают конференции. Я принимаю в них участие, представляю публикации с результатами собственного опыта работы, выступаю с докладами. На этих конференциях собираются специалисты со всего мира, до 30-40 тысяч онкологов. Мы встречаемся, обмениваемся опытом и идеями, знакомимся с результатами международных клинических исследований. Это обогащает нас новыми знаниями об онкологии и медицине, что очень важно в нашей профессии. Полученные знания позволяют нам ежегодно обновлять рекомендации по диагностике и лечению онкологических заболеваний в России.
Вы общаетесь с израильскими коллегами, часто бываете в Израиле. В чем, по-вашему, главное отличие в лечении онкологических заболеваний там и в России?
На сегодняшний день наша главная проблема – это недостаток финансирования. Второе — это дефицит квалифицированных кадров в регионах. Однако, что касается технического оснащения клиник, ведущие онкологические учреждения в России ни в чем не уступают аналогичным медицинским учреждениям в Израиле. Тоже самое касается уровня знаний ведущих российских специалистов, которые ни в чем не уступают коллегам из Израиля, США или Европы. Но существует проблема доступности современной диагностики и лечения онкологических заболеваний для всего населения России. Например, аппараты для проведения магнитно-резонансной томографии есть далеко не во всех регионах нашей страны.
Вы говорите про лечение онкологических заболеваний. А что с диагностикой? Опять же если сравнивать ситуацию у нас и в Израиле.
Ранняя диагностика рака – одна из самых важных областей онкологии, где можно достичь наиболее значимых успехов. Так, при выявлении рака на первой или второй стадии излечиваются до 90% пациентов. Но, к сожалению, мы в нашей практике все чаще сталкиваемся с запущенными случаями четвертой стадии, на которой заболевание очень сложно поддается лечению. Но и в этом случае, благодаря появлению новых противоопухолевых лекарственных препаратов можно продлить жизнь больных на годы и улучшить ее качество. Чтобы изменить в лучшую сторону ситуацию с ранней диагностикой рака необходимо введение скрининговых программ для выявления наиболее частых форм опухолевых заболеваний. К сожалению, у нас эта система пока не развита.
К вам едут больные онкологическими заболеваниями со всей страны. Поток пациентов бесконечный. У вас перерывы в течение рабочего дня вообще бывают?
Перерывов практически нет, пока не приму последнего пациента. Как правило, я завершаю работу уже ближе к вечеру. К тому же, я постоянно нахожусь на связи с пациентами и в нерабочее время, консультирую их. Так что со свободным временем есть проблемы.
За что вы любите свою профессию?
У меня есть возможность помогать пациентам даже, в казалось бы, безнадежных ситуациях, когда другие врачи от них отказываются. Я благодарен моим учителям за то, что они дали мне знания и обучили правильному подходу в общении с пациентами, а также руководству Российского онкологического научного центра за постоянную поддержку и помощь в этой работе. Ведь область нейроонкологии, лечение первичных и метастатических опухолей головного мозга, считается одной из наиболее сложных в медицине. И только совместным трудом нейрохирургов, лучевых терапевтов, онкологов-химиотерапевтов можно добиться определенных успехов. К нам поступают пациенты, фактически потерявшие надежду, а мы с коллегами ее возвращаем. За возможность вернуть эту надежду я и люблю свою профессию.
А что самое сложное в вашей работе?
Больных очень много, к нам едут, как вы верно заметили, пациенты со всей страны. Для того, чтобы им помочь необходимы не только колоссальные усилия, но и время, которого всегда катастрофически не хватает. В таких условиях очень сложно.
Как относитесь к расхожему выражению о том, что «врачи — первые после Б-га»?
Вс-вышний проводит линию в отношении судьбы каждого человека, в том числе, и через врача. Если врач может помочь человеку — значит Вс-вышний решил, что человек должен здравствовать и благополучно себя чувствовать. А если врач абсолютно бессилен, то, к сожалению, так решено на небесах. Но, безусловно, врач должен в любой ситуации делать все от него зависящее, чтобы помочь пациенту. Это не обсуждается. Я не фаталист, бороться с болезнью нужно до последнего.
Автор: Лера Башей
