Рав Левик, Леви Ицхак… Чиили… Алматы… Казахстан… 20 менахем-ава – это понятия, вошедшие в мир Хабада много лет назад, в основном благодаря одному человеку, писателю и книжнику, которого я имел честь знать более сорока лет назад, когда он работал секретарем «Колеля Хабад» в его старом офисе в Меа Шеарим. Рав Нафтали Готлиб, да будет благословенна его память.
Из почти восьмидесяти (!) книг, которые он написал за свою жизнь, я особенно помню два тома «Еврейство молчания», вышедшие сорок лет назад. Они впервые донесли до еврейского мира живые описания из первых рук: страдания хасидов в Советском Союзе под коммунистической властью. Тогда, несмотря на жестокие преследования, хасиды жертвовали всем ради соблюдения Торы и заповедей. Рав Готлиб описывал страдания, аресты и ссылки хасидов, сохранивших «тлеющие угли» еврейской жизни в те тяжелые годы. Книги вызвали настоящее потрясение у тысяч людей, которые впервые в жизни узнали о событиях, произошедших в их собственном поколении.
За много лет до этого рав Нафтали задумал описать жизнь святого каббалиста рава Леви Ицхака Шнеерсона – отца Ребе. Но прошло около десяти лет, прежде чем Ребе одобрил эту идею и попросил рава Готлиба написать и издать книгу. Один из сыновей рава Нафтали – рав Шалом, шалиах Ребе и раввин города Николаева, где Ребе родился. Его пригласили рассказать нам, собравшимся на йорцайт рава Леви Ицхака, о книге, повествующей о жизни уникального человека, чью память мы чтим.
«Весь дом тогда просто жил и дышал жизнью рава Левика. Мой отец был полностью погружен в работу. Он был секретарем «Колель Хабад», но получив указание Ребе писать книгу, он оставил все и полностью посвятил себя этому. По ночам мы слышали стук клавиш пишущей машинки, а днем он ездил встречаться с людьми и записывать их воспоминания. Отец написал много книг за свою жизнь, но эта книга была для него «книгой книг». Он жил и дышал ею, он как будто чувствовал боль и страдания рава Леви Ицхака, волновался за него.
Однажды нам позвонил рав Ходаков, секретарь Ребе, чтобы передать какое-то указание от Ребе. Мой старший брат говорит, что позднее отец сказал ему: «Я думаю, что сам Ребе тоже был на линии». В доме тогда было шумно, и вдруг мы увидели, как менялось лицо отца – он побледнел. Отец сказал нам: звонят из офиса Ребе. И тогда мы все замолчали и стояли вокруг, смотрели на отца. Мы не подходили близко, чтобы не подслушивать разговор, смотрели издалека. Отец взял ручку и бумагу, слушал то, что говорили ему по телефону, и записывал. Он был так взволнован, так не похож на себя обычного, что мы вместе с ним чувствовали: происходит что-то важное.
Рав Левик стал героем нашей жизни. Когда вышла книга, мы все сели и стали читать ее. Я был ребенком, и это, вероятно, была первая книга, которую я прочитал от начала до конца без минуты отдыха. И мы читали, и волновались, и плакали о раве Левике».
