Мы с сыном ехали на поезде, который шел час пятнадцать из Кфар-Хабада через Тель-Авив прямо в Хайфу.
Два сильно выпивших мужика сидели за столиком напротив и громко обсуждали свои дела. Один – восточного типа, совершенно лысый, очень невысокого роста, лет пятидесяти с лишним. Короче, субъект местного разлива. Второй был высок, обладал приятной семитской внешностью и говорил на иврите хоть и свободно, но с сильным русским акцентом. Я бы не обратила на них внимания, если бы разговор был не таким громким. Перед глазами проплыли, медленно покачиваясь на деревянных плечиках, сиреневые пиджаки…
Сперва, наш пацан выложил из большого конверта чеки. Из разговора следовало, что общая сумма этих чеков – шесть миллионов шекелей. Потом шло бурное обсуждение, кого и когда “убирали”, на кого слишком нажимать не стоит, ибо клиент с уголовным прошлым и результат будет обратным. Наш пацан был кроме всего хорошим психологом и объяснял местному, пьяному в зюзю мафиози, что иногда стоит забирать не всю сумму долга, а довольствоваться частью.
Я решила, что меня попросту глючит. Насмотрелась криминальных сериалов, и теперь у меня возникают такие безумные трактовки.
Местный Аль Пачино, всю дорогу безбожно ругался матом. Я терпела, терпела… и чувствовала, как меня распирает от злости и возмущения. Мой сын вжался в кресло. Он был напуган услышанным разговором не на шутку.
Под пустяковым предлогом, я подозвала к себе парня в форме службы безопастности поезда.
– Ты слышал о чём они говорят? – ещё не веря реальности происходящего, спросила я.
– Тсссс. Это серьёзные люди. Акулы. Не ввязывайся, целее будешь.
Мужик с русским акцентом заметил мой взгляд. Не заметить его было сложным. Он улыбнулся, пожал плечами, дескать, простите моего бедного пьяного друга, он немного не в себе.
– Привет девяностые! – громко произнесла я. – Вы же не дешевые фраера. Вроде, серьёзные люди. Авторитеты так себя не ведут. Неужели в уголовном мире Израиля не сушествуют воровские понятия?
Мужик задумался. С одной стороны, я понимала, что передо мной настоящий бандит, криминальный авторитет, а с другой, видела перед собой очень симпатичного, умного и доброжелательного человека. Он помолчал пару секунд и потом ответил:
– Да нет особых понятий. Мы пытаемся навести порядок, не беспокойтесь!
– Мой мальчик боится. Это неправильно! Попросите у вашего друга прекратить так гадко ругаться.
– Он не будет больше. Я постараюсь его успокоить. А сынишке скажите, чтобы не боялся! – он поднял рубашку и оголил грудь. На ней красовался кулак, символ партии КАХ, а все его руки и живот были исколоты татуировками с еврейской символикой.
– Ты понимаешь, сестра, тут большие деньги. Очень большие!
– Мне плевать на ваши большие деньги. Чистота души моего ребёнка стоит больше, чем вы когда-нибудь будете иметь.
– Поверь, что он учится и за наши деньги тоже. Но прости. Больше не будем!
Прошло ещё минут пятнадцать. Наш восточный сосед продолжал грязно ругаться. И тогда я встала.
– Я обращаюсь к вам с уважением. Если у вас хватает трезвости заниматься делами, то у вас найдётся доля трезвости, чтобы меня понять. Вы сорок пять минут громко и грязно ругаетесь. Зачем я должна была оставлять Украину, если мой сын не может чувствовать себя спокойно на своей земле?! Я рощу детей в чистоте и святости, пытаюсь уберечь их души от грязи. Мне не верится, что такой уважаемый человек как вы, хотели бы навредить еврейскому мальчику!
Я ожидала любой реакции. Но то, что произошло, повергло в шок всех сидящих рядом и трясущихся, как осиновый лист, пассажиров.
Лысый повернулся, засуетился и извиняющимся пьяным голосом пролепетал: “Прости, сестра! Я же не хотел! И не думал даже… Написано в святых книгах: “Проклинающий проклят будет, благославляющий – благословлён”. Считай, что все мои слова, превратились в благословения тебе и твоей семье!”
