Михаил Александрович – певец милостию Божьей, с семи лет покорявший слушателей исполнением классического репертуара и еврейских песен, прожил долгую жизнь, в которой было столько событий, что их вполне хватило бы на несколько биографий: война и потеря близких, всенародная слава и гонения, эмиграция и триумфальное возвращение на Родину.
Михаил Александрович родился в 23 июля 1914 году в латвийском селе Берспилс в небогатой семье. Родители работали на постоялом дворе и торговали в лавке. Отец, сам талантливый музыкант-самоучка, учивший пятерых детей пению и игре на скрипке, к счастью, заметил необыкновенный дар четырехлетнего сына. У мальчика был абсолютный слух и чистый, сильный голос.
В 1921 году семья Александровичей переезжает в Ригу, чтобы дать Мише образование: там открылась Народная еврейская консерватория. Отец с трудом уговорил преподавателей прослушать болезненного ребенка, и они ахнули: перед ними стоял зрелый, певец с готовым классическим репертуаром, не нуждавшийся в постановке голоса и дыхания.
Пораженные учителя организовали для «своих» закрытый концерт, а через две недели – в лучшем зале города второй. Рига пришла в неистовство. Восхищал не только невероятно красивый голос, но и «взрослая» интерпретация сложных музыкальных произведений.
Алесандрович написал в своей книге воспоминаний: «Когда я изучал песню Шуберта «Шарманщик» уроки приходилось прекращать, потому что я начинал плакать. Я видел этого бедного человека, стоящего босыми ногами на льду, вертящего шарманку, у которого в тарелочке не было ни копейки. Отец и педагог отправляли меня гулять, покупали шоколад и через несколько дней приводили обратно. Есть такая еврейская песня: только что родившийся ребенок лежит в люльке, кричит, плачет, а мать его лежит на полу мертвая. Конечно, детская душа разрывалась на части. И когда я выносил это на сцену, в зале были истерики. Я мог нарисовать эту картину так реально, что она била по душе».
После мутации голоса, выступления певца продолжались, слава росла и ему предлагали петь в опере. Александрович отказался, понимая, что при росте 158 см и деликатном телосложении он выглядел бы забавно рядом с дородными солистками.
Желая помочь семье, 19 летний певец отправляется в Англию и побеждает в конкурсе на место кантора в Манчестерской синагоге
Некоторых смущала его молодость, недостаток жизненного опыта и отсутствие в пении «еврейского надрыва и плача». Положение спас один из членов правления, который остроумно заметил, что будущего кантора надо женить, и тогда в его пении «появятся и стенания, и слёзы».
Александрович работу кантора сочетал с учебой у знаменитого итальянского тенора Беньямино Джильи, соединив в пении хазанут и итальянское бельканто. Когда старейшины манчестерской синагоги стали настаивать на женитьбе, Александрович, расторгнув контракт, как гоголевский Подколесин, сбежал в Латвию, потом переехал в Литву, где продолжал работать кантором в Ковенской синагоге. Певцу разрешили устраивать светские концерты классической музыки с симфоническим оркестром. И скоро пришлось продавать туда билеты, чтобы ограничить толпу, рвавшуюся послушать молодого певца. Александрович вспоминал, что не всем нравилась эта концертная деятельность в синагоге, но на его защиту встал главный раввин Литвы: «Все годы мы занимаемся одним вопросом: как удержать евреев в синагоге? Евреи перестали закрывать свои лавки, магазины и конторы, чтобы не терять деньги, они не ходят в синагогу, они сидят в конторах. И вот приехал этот молодой человек, и теперь мы боремся против того, что синагога не может вместить всех желающих. Мы должны его приветствовать – он один делает больше, чем все мы».
Когда СССР захватил Латвию в 1939 году, Александрович стал гражданином СССР. С началом войны, он постоянно выступает на фронтах. Певец никогда не позволял себе появиться на публике в телогрейке или в ватнике, всегда, даже зимой, был в смокинге, галстуке-бабочке и лакированных ботинках. И это был настоящий артистический подвиг. Тенора берегут голос, боятся холодного воздуха и накуренных комнат, а он давал двухчасовые концерты, стоя в лакированных ботиночках на снегу, на ветру и непокрытой головой.
После войны артистическая карьера складывается великолепно. Певец, любимец Сталина, в 1947 получает звание заслуженного артиста РСФСР и лауреата Сталинской премии. Огромными тиражами выпускались пластинки, по радио звучали песни в его исполнении и в лучших залах страны проходили гастроли.
Александровичу даже разрешают петь в синагоге. 14 марта 1945 в Хоральной синагоге Москвы состоялось траурное богослужение памяти жертв нацистского террора. Александровича пригласили для пения «Кадиша» и поминальной молитвы. В зал синагоги пускали только по билетам: дипкорпус, иностранные журналисты, артистическая элита Москвы заполнили молельный зал.
Когда Александрович начал петь, то будто что-то обрушилось в синагоге, люди в зале падали в обморок, а 20 тысяч человек собравшиеся перед синагогой, где транслировалась через динамики служба, стояли в скорбном молчании.
После этого богослужения синагога обратилась в ЦК в отдел религий с просьбой разрешить Александровичу выступить в Рош ха-Шана и Йом-Киппур, и ему разрешили. Но в 1948 году порекомендовали больше в синагоге не петь: «Вам, заслуженному артисту республики, неудобно петь в синагоге».
В своих концертах Александрович всегда включал еврейские песни, но после разгрома Антифашисткого комитета, убийства Михоэлса, ареста и гибели практически всех крупных деятелей еврейской культуры, песни на идиш оказались практически под запретом. Из 20 номеров программы разрешалось спеть в конце пару еврейских традиционных песен. С синагогальной же музыкой на эстраде пришлось расстаться. Александрович даже дома не позволял себе напевать «хазанут», чтобы соседи не услышали и не донесли.
После смерти Сталина, как ни странно, ситуация не стала лучше. Александрович был в немилости у Хрущева и Фурцевой, которой не давали покоя высокие заработки певца. Она даже созвала совещание, на которое пригласила ведущих исполнителей. «Что же это получается, товарищи, я, министр культуры, получаю 700 рублей, а товарищ Александрович зарабатывает аж до двух тысяч». На что конферансье Смирнов-Сокольский иронично заметил: «В том-то все дело, Екатерина Алексеевна, вы получаете, а он зарабатывает». Но министр культуры не оставила певца в покое: к концу шестидесятых годов перестали издавать его пластинки, ограничивали гастроли и уменьшали гонорары. Все труднее стало исполнять на эстраде еврейские песни.
Перед гастролями в Киеве были распроданы все билеты, но после приезда Александровича выяснилось, что из программы концертов исключены еврейские песни. Певец отказался выступать, и администрации пришлось уступить. Исполнение песен на идиш вызвало овацию, но после этого случая в Киев его больше не приглашали.
Зрело решение об эмиграции.
В Риге, где жила вся семья Александровича, за сионистскую деятельность была арестована его племянница. Когда её арестовали он пришел домой и сказал: «Кажется, нам снова придется бежать». Эмиграция из Советского Союза была вынужденной, власти буквально вытолкнули певца из страны.
«Я не жалуюсь на мою жизнь в Советском Союзе, – писал в своих воспоминаниях Михаил Александрович. – Единственное, чего мне не хватало, – это возможности служить еврейской культуре, своему народу. а именно это для меня важнее всех материальных благ… Но, видит Б-г, я любил эту страну, я искренне хотел стать его сыном. И не моя вина, что остался пасынком».
В 1971 году он эмигрирует в Израиль, где занимает пост главного кантора Тель-Авивской синагоги, гастролирует по стране, и в США.
В 1974 Александрович переезжает во Флориду, дает концерты, выпускает пластинки. Ему впервые в жизни создали идеальные условия для творчества, а синагога, где он служил кантором, стала не только местом работы, но концертным залом, где певец смог давать камерные концерты.
К счастью Михаил Александрович дожил до той поры, когда смог вернуться в Россию к своей публике, о которой так тосковал в эмиграции.
В 1989 году по приглашению Госконцерта и Союза театральных деятелей Александрович совершил турне по России. Он не раз побывал в Москве и Ленинграде, Харькове и Одессе, Запорожье, Днепропетровске и Магадане и везде его встречали восторженные зрители, не забывшие своего кумира.
Свой прощальный концерт 83-летний артист дал 26 мая 1997 года в Большом зале консерватории. И это был концерт литургической музыки.
Его не стало в 2002 году. На его похоронах главный раввин Мюнхена сказал: «Мы все – люди грешные. Но когда он предстанет перед судом Всевышнего, ему достаточно будет спеть несколько фраз. И, если есть у него грехи, то они будут ему прощены».
https://www.youtube.com/watch?v=LeIIZSu6KFs
https://www.youtube.com/watch?v=y7Tkvdut_ew
Нальём заздравный кубок, сегодня можно нам
Мы сидим все за праздничным столом
Нальём заздравный кубок – за дружбу всем друзьям
Щоб добрым – светлым был всегда наш общий дом
Нальём заздравный кубок – все – стар и млад, что здесь сидят
И каждому отдельно – и чтобы каждый был бы рад
Нальём заздравный кубок, искрит бокал вином
И сыновья выпьют с нами – бим-бом бом!
Нальём заздравный кубок, и выпьем же тотчас
Лишь на радость для каждого из нас
Нальём заздравный кубок, за мать и за дитя,
Богаты-счастливы щоб были не шутя
Нальём заздравный кубок, светило солнце чтобы всем
И чёрный день из жизни семьи исчез бы насовсем
Нальём заздравный кубок прекраснейшим вином
И с друзьями снова выпьем –бим-бом-бом!!!
Основа мелодии – старинное танго из Польши, которое пели потом в Литве, но на другие слова. Затем, по просьбе отца певицы Нехамы Лившицайтэ советский еврейский поэт Иосиф Котляр написал нынешний текст. Очень искренний, в чём-то наивный, проникнутый светом любви к людям и – без ложного пафоса – ненавистью к войне, злу и насилию.
Теперь буду мурлыкать его на двух своих языках
Спой, скрипач, мне песенку на идиш!
Я улыбнусь – ты это сам увидишь.
Чтоб каждый – стар и мал
Тот добрый свет узнал,
И вместе с нами пел и танцевал.
Песенку без боли, слёз и горя –
О временах, тех, что наступят вскоре.
Сыграй и спой мне так,
Чтоб сгинул чёрный мрак
А вместе с ним и ненависть и страх.
Пой, пой скрипочка моя!
Чтоб в этой песне снова Ожил я.
Пой, пой – о чём мечтал, зачем я жил
Играй от сердца, пой мне – для души…
Спой на идиш песенку простую.
Мне в целом мире не найти такую –
Чтоб русский и еврей
Запели вместе: «Вэй!»
И превратились в плящущих детей.
И чтоб ракеты, автоматы, пушки
Все превратились в детские игрушки
Моя мечта одна –
Чтоб кончилась война
И добрые настали времена…
Пой, пой скрипочка моя!
Чтоб в этой песне снова ожил я.
Пой, пой – о чём мечтал, зачем я жил
Играй от сердца, пой мне – для души…
Автор: Юлия Королькова
