Сложно и странно устроена человеческая память. Люди, о которых помнят долго и памятью о которых дорожат, не обязательно известны всем и каждому. Ведь мы хорошо знаем, что частенько бывает как раз наоборот. Вот знаменитость покидает не обязательно даже этот мир (достаточно покинуть хотя бы министерское кресло, подмостки, первые полосы газет или экраны телевизоров), и не проходит года, как о ней уже мало кто может точно вспомнить, чем же она была так знаменита, эта знаменитость…
Впрочем, если подобный разговор зашел бы о Хае Мушке Шнеерсон (хотя она больше всего не любила попадать в поле зрения и “на язык” любителей светских сплетен и газетной хроники) – то сразу нашелся бы готовый вариант объяснения: – “Да как же, помилуйте, Хая Мушка Шнеерсон – жена Менахема Мендла Шнеерсона, главы Любавических хасидов, “первая леди Хабада”, легенда, Реббецин с мировым именем… о которой, однако же, почти никто ничего не знает в так называемых “широких светских кругах”, кроме имени и фамилии… Для тех, кто читает только газеты, – даже для них! – такой статус, такая “справка” о Хае Мушке уже своего рода подпорка: можно сказать, что ты хоть на один процент в курсе дела. На самом деле, это только дым, который постепенно рассеивается – и становится видно то настоящее достоинство, тот настоящий смысл ее жизни, о котором говорят, что большое видится на расстоянии. Достаточно ли это расстояние сегодня, чтобы увидеть важное и дорогое? Давайте посмотрим внимательнее.
Для начала достаточно взглянуть на календарь. Двадцать второе Швата. Почему мы отмечаем этот день? Что связывает нас, живущих и мыслящих сегодня, с женщиной, которой нет в живых уже много лет? Ведь она никогда не давала интервью, почти не появлялась на публике, даже фонды и организации, с помощью которых она оказывала помощь тысячам и тысячам нуждающихся, были почти засекречены, она никогда не афишировала истинных масштабов своей доброты и преданности делу, которому служила всю жизнь.
А дело это, которому Хая Мушка вместе со своим мужем, Любавическим Ребе Менахемом Мендлом Шнеерсоном, служила в высшей степени серьезно и ответственно, начато было более двухсот лет назад еще основателем хасидизма Баал Шем Товом. Подготовить мир к приходу Машиаха – ведь недаром существует предание, говорящее, что Баал Шем Тов получил непосредственно из “чертога Машиаха” следующий ответ на вопрос “когда же придет Господин?” – “Когда источники твоего учения распространятся наружу”. Именно этими – пока невидимыми для постороннего глаза, но незаметно меняющими облик мира вещами и была заполнена вся жизнь “Королевы Хасидов”, как ее называли американцы, склонные давать прозвища легендарным людям.
Кстати, о прозвищах. Ее похороны в Нью-Йорке в 1988 году были поистине королевскими – 15 тысяч человек провожали Реббецин в последний земной путь. И это были отнюдь не уличные зеваки, а те хасиды, которых она всегда называла своими детьми: как и Ребе, всех она знала лично, была в курсе всех их дел, обо всех заботилась, как о родных… Без всякой риторики и без всякого преувеличения – обо всех, помня слова Ребе о том, что и для Всевышнего каждый еврей – как единственный ребенок. И даже в самый день своей смерти, 22 Швата, будучи по пути в больницу, все время переводила разговор на другие темы, предпочитая обсуждать не столько свое здоровье, сколько помощь молодым, у которых вскоре свадьба, а ничего еще не готово…
Хая Мушка – будущая Реббецин и будущая “Добрая волшебница” еврейского мира – родилась в маленьком украинском местечке Бабановичи недалеко от родины Любавического движения 25 числа месяца Адар (16 марта) в 1901 году. У нее были еще две сестры. А отцом ее был не кто иной, как Ребе Иосеф Ицхак Шнеерсон (сокращённо Раяц) – Шестой в династии Любавических Ребе.
И еще о прозвищах – ведь люди такого происхождения сразу, от рождения обладают чем-то вроде “королевского достоинства”, практически – в глазах хасидов Ребе, во всяком случае – она была “принцессой”, так как духовный лидер каждого поколения обладает в традиции статусом “короля”. Незаурядные таланты, твердость принципов, острый ум, блестящее образование – это только черты ее портрета уже в самой ранней юности. Прибавим сюда еще и удивительную гибкость мысли, и свободное владение несколькими европейскими языками. Кроме родного языка ашкеназийских евреев, идиш, и, разумеется, языка Торы, иврита, она непринужденно и легко говорила, читала, писала на немецком, французском, русском и английском, чем даже никогда не гордилась: ведь языки всего лишь средство для истинного общения, а никак не цель…
У Хаи Мушки и ее будущего мужа – Седьмого Любавичского Ребе – был общий предок в четвертом колене: Цемах Цедек, Третий Любавический Ребе. Однако меньше всего их отношения походили на так называемый “династический брак” в том смысле, в каком это принято говорить у других народов об их “властителях” и “коронованных королях”. Когда люди до такой степени преданы не только друг другу, но и делу всей своей жизни, своей вере, традициям и еврейскому духу, они очень скоро начинают понимать друг друга даже не с полуслова, а иногда вообще без слов. И, кроме того, что Хая Мушка была для миллионов людей живым образцом того, какой должна быть еврейская жена, кроме того, что в титанической духовной работе мужа она была идеальным помощником, подспорьем, частицей души Ребе (как и он – важной частью ее души), в их личной истории все было еще куда глубже… И хотя ни Реббецин, ни Ребе никогда не любили рассказывать о подвигах и опасностях, все знали, что эта женщина спасла жизнь своему мужу, причем еще задолго до того, как он стал ее мужем. Не о каждой – даже самой образцовой жене можно сказать такое…
Когда советская власть начала в очередной раз “закручивать гайки” в своей постоянной и упорной борьбе с еврейством и еврейским духом, в дом Ребе Раяца пришли с обыском хмурые товарищи в кожаных куртках и с характерным обращением “гражданин” начали свою грязную работу. ГПУ уже имело ордер на арест Ребе, более того, он лежал у хмурых товарищей за пазухой. Но они, не говоря лишних слов, методично переворачивали в доме все вверх дном, делая вид, что ищут у раввина оружие, спрятанные “ценности”, контрреволюционную литературу и прочий гэпэушный вздор – картина весьма характерная для советской реальности 1920-ых годов. И надо же было тому случиться, что именно в это время к дому Ребе Раяца подходил Менахем Мендл Шнеерсон – его будущий преемник. Хая Мушка сумела, не привлекая к себе внимания хмурых товарищей, выглянуть в окно и – увидев будущего Ребе – подать ему знак о грозящей опасности – так, что Ребе понял все, и смог не только сам спастись от неминуемого ареста, но и передать в германское посольство весть об аресте Ребе Раяца – практически еще до того, как тот был в действительности арестован. В итоге именно это спасло обоих Ребе – в мире поднялась волна протестов против откровенного злодейства большевиков. И если бы не фантастическое – на первый взгляд – взаимопонимание, если бы не какая-то “искра”, которая проскочила в тот момент между будущими супругами, трудно представить, что бы было – и чем бы вся эта история могла обернуться.
Потом был отъезд из недружелюбной страны. Была и поистине “королевская” свадьба Менахема Мендла и Хаи Мушки в 1929 году в Варшаве – там присутствовали все знаменитейшие еврейские лидеры того времени, причем вовсе не только из числа хасидов: все понимали, что это историческое событие в жизни целого народа! Еще были переезды в Париж, в Берлин, обратно, скитания по Европе, Америка… Менахем Мендл Шнеерсон стал Седьмым Любавичским Ребе – и между ним и его женой ни на минуту не рвалась та невидимая нить взаимопонимания, преданности, любви, которая для кого-то, может быть, и “волшебная”, но для тех, кого она связывала, это была самая что ни на есть реальная и живая нить. Да и сама Хая Мушка была по сути одной из нитей, которые связывали духовного лидера нашего поколения с самым важным, самым глубоким в еврейской духовной традиции. А это гораздо труднее – и гораздо серьезнее! – чем быть “первой леди” или даже “королевой”…
Ребе говорил, что если родители называют новорожденную девочку в честь Реббецин, то это делает ее как бы немножко дочерью этой великой женщины. А значит – на всю жизнь у нового человека будет пример для подражания и своеобразная духовная планка, поднятая на нужную высоту, верный ориентир для развития, роста и стремлений, верное мерило в душе, которое всегда позволит отличить ценности мнимые от ценностей истинных.
На следующие день после ее похорон Ребе вызвал своего секретаря, раввина Иеуду Крынского – и среди прочих важных дел велел как можно скорее основать и зарегистрировать благотворительный фонд “Керен Ахомеш” (это сокращение от слов Раббанит Хая Мушка Шнеерсон) для помощи еврейским женщинам во всем мире.
А 24 Адара того же года Ребе неожиданно для всех пришел на церемонию, где закладывали первый камень в основание будущей школы “Кампус Хомеш” – в память о Реббецин, в канун дня ее дня рождения. Ребе передал свою цдоку – свой взнос на новое начинание, ровно 470 долларов, поскольку это гематрия – числовое значение букв, в сумме составляющих имя Хая Мушка, и пояснил, что это и его, и ее скромная лепта, которую он счел нужным внести в новое большое дело. Сейчас “Кампус Хомеш” – знаменитая в мире еврейская школа для девочек.
На следующий день – как раз 25 Адара – Ребе говорил своим хасидам о значении дня рождения в системе еврейских ценностей, о том, как многого мы лишаемся, если не обращаем внимания на наши дни рождения, отделываясь банальным “Happy birthday to you!” О том, как важно хранить еврейские обычаи этого дня, с особенным чувством учить и понимать Тору, с особым настроением молиться и не забывать о добрых делах и цдаке – и это дало начало всемирному еврейскому движению за настоящие празднования дня рождения. По сей день многие люди воодушевленные примером Реббецин помогают не только деньгами, но и добрым словом, дельным советом и душевным теплом (что часто дороже денег) всем, кто действительно в трудном положении и ищет выхода не только из практических затруднений, но из духовного тупика. Их много – но еще больше тех, кто такой выход уже нашел. И они точно знают, что помогла им Хая Мушка Шнеерсон – они расскажут об этом своим детям и внукам, а значит, количество добрых дел, сделанных тихо, незаметно, но меняющих облик мира в преддверии прихода Машиаха и Освобождения, будет умножаться многократно.
Этим и измеряется истинное величие Реббецин – если такую вещь как истинное величие вообще можно какими-то человеческими мерками измерить. Это и значит “увековечить память великого человека” – а вовсе не гром духовых оркестров, не широкие продувные проспекты или трансокеанские корабли, названные в чью-то честь. В честь этой женщины на Земле продолжаются сотни и тысячи простых и важных дел, и каждый день начинаются новые. Ее именем и в ее память полным ходом идут в нашем мире необходимые и невидимые перемены, которые каждый день неуклонно приближают приход Машиаха.
