Владимир Исаакович Савин сегодня живет в Германии, в Ганновере, и его нынешние дни вполне можно назвать размеренными и благополучными. Он много и остроумно шутит, обладая удивительно искрометным чувством юмора, часто посещает еврейскую общину города, регулярно и неспешно прогуливается по его центру, огибая большой, лаконичный, аскетичный, так много значащий для него памятник Холокосту, где к сожалению, любит распивать пиво местная молодежь. Ему несомненно есть что вспомнить и о своей непростой, прошлой жизни в Харькове – об ужасах минувшей войны, о любимой аидише маме, которая подарила своим сыновьям второй день рождения, сумев вовремя вывезти своих мальчиков в эвакуацию, буквально за два дня до того, как немцы ворвались в их дом и начали уничтожать всех еврейских соседей, о трудностях поступления в институт, о бытовом советском антисемитизме. Живые свидетельства людей, переживших Великую Отечественную войну, несомненно, представляют для современных читателей и исследователей огромную историческую, культурную и научную ценность, служа назиданием для потомков.
Владимир Исаакович, сегодня вы живете в Ганновере, а где родились?
Родился в 1938-м году в Харькове. Когда мне было три года, в роковом 1941-м, вместе с братом Борисом, старшим меня на 10 лет, мы с мамой отправились в эвакуацию в Казахстан. В 1944-м году, после освобождения города, сразу вернулись домой, где далее проходили мои детство, юность, становление. Будучи молодым человеком, каким-то чудом, со второй попытки, по причине свирепствующего антисемитизма, поступил в институт, отработал два года в Донецке, по назначению, вернулся назад, где продолжил свою профессиональную деятельность. В 1992-м году мы с семьей уехали в Германию, по еврейской линии.
Расскажите, пожалуйста, о своих предках…
Моя мама – 1907-го года рождения, Евгения Израилевна Томчинская (по мужу — Савина), родилась в Херсоне. Этот очерк я посвящаю ей, так как для мамы всегда было очень важно, чтобы история нашего рода не канула в лету.
Ее жизнь складывалась достаточно непросто. В 1920-м году, ее отец, то есть мой дедушка, получил достойную должность в городе Кривой Рог, он должен был стать заведующим типографией. Потому, вместе с моей бабушкой, с моей будущей мамой – Евгенией Израилевной и ее младшей сестрой, Томчинские перебрались из Херсона в Кривой Рог. А дело в том, что в 1920-м году, в стране произошли революционные события, по местным улицам разгуливали банды петлюровцев, махновцев. Однажды, в ту самую типографию ворвались бандиты. Перед этим, петлюровцы побывали в квартире дедушки, совершив там дикие, хулиганские акты вандализма, изрубив мягкую мебель. Мама с младшей сестрой и бабушка, потом прятались в типографии. Злодеи схватили деда, закричав ему в лицо: «Что ты тут делаешь, жидовская морда, ты что, коммунист?!» Нападавшие хотели убить его, но не сделали этого, только разразились бранью, угрозами и покинули помещение. Понятное дело, что после такого, мои родственники не могли оставаться в Кривом Роге, но спешно найти новое место жительства ли вернуться на прежнее – стало непросто, повсюду орудовали банды грабителей, время, как всегда, стояло очень тревожное и ненастное. На подводе, они все-таки перебрались в украинский г.Никополь, ночевали на пристани. Наконец, прибыл пароход, который смог отвезти их по Днепру на прежнее место жительства, в Херсон, где оставались их близкие. Корабль принял всех, но уже ночью, дед незаметно шепнул на ухо бабушке– «Надо отдать им обручальное кольцо, если они не соберут золото, утопят всех в Днепре.» Слава Б-гу, все закончилось благополучно, семья Томчинских вышла в Херсоне на берег, вернулась к своим родителям. В 1921-м году, по всей Украине начался сильнейший голод. То, что бегает, шевелится и летает, людьми было давно съедено, на грани смерти находились семьи деда и прадеда. В совсем черные, безвыходные дни, бабушка, известная на всю округу профессиональная швея, обратилась за помощью к своей клиентке, для которой когда-то, на швейной машинке, создавала изумительные платья. Ее мужем числился милиционер, и продукты в их зажиточном доме, очевидно, водились. Бывшая заказчица передала бабушке немного пищи, что спасло тогда всю еврейскую семью от неминуемой смерти. Главное, в тот страшный период отсутствия еды, когда люди умирали, двери домов просили не закрывать, чтобы с утра собирать трупы и вывозить за город, во избежание эпидемий и распространения инфекции. А вот наш прадед, бывший силач, не выжил. Его большой и сильный организм требовал пищи, которой не имелось, он покинул этот мир в тяжелых муках, следом последовала его жена, мамина бабушка. В 1921-м году Томчинские, выжившие после херсонского голода, приехали в Харьков, моя мама вышла на работу, познакомилась с моим будущим папой, молодые поженились.
Как было принято то самое нелегкое решение — отправиться в эвакуацию?
Это мужественное решение принимала моя мама, так как отец ушел на фронт. Когда началась война, мы проживали в Харькове. Мне исполнилось три года, моему старшему брату – 13 лет, и в какой-то момент, остро встал вопрос эвакуации. Мнения рознились, одни евреи считали, что следует скорее бежать, другие утверждали — война скоро кончится, делать это необязательно. Мой папа защищал страну, как и средний брат Рувим, а старший брат Хаим был еще участником Первой мировой войны, его не взяли на фронт из-за солидного возраста. Надо отметить, что в свое время, во время Первой мировой войны, Хаим Савин попал в плен к немцам, оказался серьезно ранен, и от смерти его спасли именно немецкие врачи. После чего, он считал жителей Германии очень и очень интеллигентной нацией, с упоением и удовольствием рассказывал, как в госпитале их кормили шоколадом, и ни за что не верил, что теперь они хладнокровно расправляются с евреями. А между тем, недобрые, чудовищные слухи уже активно распространялись, нацисты к тому времени оккупировали Польшу, западные районы Советского союза. Старший брат папы, Хаим, обитал в городе вместе с супругой и очень красивой, 15-ти летней дочкой: «Никуда не поеду, война закончится через пару месяцев, надо просто пересидеть.» – ответил он моей маме, когда та пошла спросить его, что мужчина думает делать дальше. Потом, она отправилась с этим же вопросом к нашим любимым еврейским соседям по фамилии Медведовские, с которыми мы близко дружили. У них подрастали две девочки – близнецы, отличницы, аккуратистки, наши соседи относились и к малышкам, и их папе с мамой с огромным уважением и теплом. Родители юных еврейских красавиц также дружно ответили: «Мы никуда не поедем, недавно сделали хороший ремонт, приобрели новую мебель, зачем нам куда-то уезжать, да еще с двумя детьми?! Да и куда вы, Женечка, собрались, одна, без денег, с вашими мальчишками, без теплой одежды?!» Только глубокое чувство тревоги и потрясающая интуиция, а может и рука Вс-вышнего, заставили тогда мою маму захлопнуть дверь, тихо сложить свои вещи на детскую коляску, и двинуться втроем, со мной и братом, в сторону одного из вокзалов Харькова, откуда в эвакуацию уходил поезд на Восток.
Трудно представить, что произошло дальше…
Как только в 1944-м году освободили Харьков, мы сразу вернулись домой. Оставив двух маленьких детей у знакомых, мама сразу же помчалась в нашу прежнюю комнату коммунальной квартиры, где проживала с множеством соседей. Люди стали обниматься, целоваться. Остались живы, в основном, пожилые люди, украинцы и русские, сильно постаревшие за время войны, сыновья которых сражались на фронте. Мама спросила про судьбу Медведовских, и старички со старушками наперебой бросились рассказывать душераздирающие истории. Дело в том, что на второй день оккупации, по наводке одного из негодяев, фашисты вошли в наш дом, со страшным криком: – «Нам стало известно, что здесь прячутся евреи?!» Один из предателей указал на дверь Медведовских. Солдаты ворвались к несчастным, на глазах родителей, группа солдат растерзала их девочек, через некоторое время раздались выстрелы, всех убили. Уже спустя годы, довольно часто, когда мама вспоминала эти события, понимала, что мы тогда находились в пяти минутах от жуткой судьбы Медведовских и старшего брата моего отца Хаима, который тоже погиб, со всей семьей. Почти всех оставшихся евреев города расстреляли нацисты, с войны вернулись лишь средний папин брат отца и сам папа.
Хочу также добавить несколько слов о своем старшем брате Борисе Савине. После возвращения из эвакуации на нас свалилось новое несчастье – из-за катастрофической антисанитарии, грязной воды, мы все – я, мама и брат заболели брюшным тифом, со всеми вытекающими последствиями. Меня с мамой отправили в больницу на скорой помощи, а брат умудрился не поехать. Попав в госпиталь, Евгения Израилевна очень просила, чтобы нас с ней поместили в отдельную палату, но врачи отказались пойти на этот шаг. Так я, семилетним мальчишкой, оказался в одной палате со взрослыми мужчинами, где весьма быстро научился писать по-русски. Оставшегося дома брата, слезно умолял принести что-то поесть. Радостями тяжелой, послевоенной эпохи, числились такие дефицитные – буханка хлеба или банка рисовой каши. Борис, будучи подростком, оставшись дома один, мгновенно стал взрослым, он начал продавать на рынке какие-то наши вещи, на них покупал продукты, сам готовил пищу и приносил ее в больницу мне и маме. Почти ребенок, брат принял очень мудрое решение, спасая нас от голода, благодаря чему, мы все-таки сумели победить эту коварную, острую кишечную инфекцию.
Удается ли посещать в Ганновере еврейскую общину, синагогу?
Да, посещаю еврейскую общину Ганновера на праздники, в ней регулярно проводятся торжества, памятные даты. В столице Нижней Саксонии, в самом центре города, возведен огромный памятник евреям, погибшим от рук фашистов, мемориал Холокосту. Важно, что никто его не оскверняет, он находится под охраной правительства, единственное, иногда молодежь распивает там спиртное.
Знаю, вы записали свой рассказ на видео, чтобы сохранить этот уникальный материал для истории..
Верно, несколько лет назад я решился рассказать на камеру о своей жизни, о судьбе моих родителей, о всех перипетиях, связанных с бытовым советским антисемитизмом, когда я еще проживал в Харькове, о проблемах евреев с поступлением в высшие учебные заведения, ведь при советской власти, пятый пункт служил серьезным препятствием для получения высшего образования. Моя дочка Виктория Савина пригласила профессионального оператора, и я записал свой автобиографический рассказ, трехчасовой длительности. Подчеркну, что в нашей еврейской семье всегда ценилось высшее образование, уровень и качество знаний, начитанность. Но признаюсь, когда не поступил в наш местный Политехнический институт с первого раза, моя мама очень переживала, мечтая, чтобы после ее ухода я остался на этом свете с профессией в руках, грезила, чтобы я прошел в ВУЗ еще при ее жизни. Однако, в 1956-м году, еврею без особых связей и денег было очень сложно штурмовать пороги высших учебных заведений, а жили мы совсем небогато. Помню, когда папа собирался на работу, мама заворачивала ему с собой пару кусочков хлеба и три тюльки, путем такой жесточайшей экономии, мы собрали сумму для поступления. Позже оказалось, что предлагать ее, чтобы меня зачислили в институт – некому, никаких знакомых в профессорской, преподавательской среде у нас не имелось. Решил попытать судьбу во второй раз, снова подал документы на поступление без всяких взяток, и в этом случае, мне чудом удалось стать студентом Института инженеров коммунального строительства, отделения электрического транспорта. В дальнейшем, трудился на проектировании троллейбусных и трамвайных линий, являлся главным инженером проекта. А вот мой двоюродный брат поступал в высшее учебное заведение трижды, получал пятерки, но на последнем этапе ему специально ставили двойки, чтобы срезать еврею путь к получению высшего образования.
Как после всего произошедшего вы ощущаете себя в Германии?
Основная масса стариков, переехавшая в Германию, пережила войну, и тут к нам относятся совершенно нормально. Уверен, немецких солдат все это заставила делать их прежняя преступная власть, загнанным в угол людям, просто некуда было деваться. Сегодня, я глубоко и искренне чувствую, что германская нация действительно сожалеет о произошедшем. Приход к власти алчных, непорядочных, психически неуравновешенных людей, является огромной бедой для любого народа, со всеми вытекающими последствиями…
Благодарим жительницу Ганновера Викторию Савину, дочь Владимира Исааковича, за помощь в проведении этого интервью и за предоставленные фотоматериалы.
Автор: Яна Любарская
