Подготовка к Песаху начинается задолго до самого праздника, почти за год. Маца-шмура (“оберегаемая маца”) изготавливается из зерна, которое с момента жатвы тщательно охраняется от любого контакта с влагой, чтобы избежать малейшего риска брожения. В своих мемуарах шестой Любавический Ребе, Раби Йосеф-Ицхак Шнеерсон (1880-1950) вспоминает, как хасиды его деда и отца собирали пшеницу для шмуры более ста лет тому назад.
Пшеница для мацы-шмуры собиралась на полях реб Залмана Щербинера, хозяйство которого находилось в Щербине, в двух часах езды от Любавичей. Путешествие в Щербину и все происходящее там глубоким следом запечатлелось в памяти моего детства.
У реб Залмана был свой, тщательно выверенный метод выбора поля с самой лучшей пшеницей, а также дня и часа жатвы. Основными условиями были: светлый, яркий день, когда солнце светит наиболее сильно, и отсутствие дождя в предыдущие три дня. Установленные часы для сбора пшеницы для шмуры были с полудня до 2 – 2:30 часов дня.
Когда приближалось время сбора урожая, реб Залман приезжал в Любавичи, чтобы все организовать. Поскольку вместе с реб Залманом, его семьей и их соседями в сборе урожая и молотьбе пшеницы участвовало несколько “зицеров” (студентов йешивы проживающих в Любавичах), а также гости, приехавшие в Любавичи. Так как невозможно было предугадать точную дату сбора урожая, реб Залман приезжал за людьми на нескольких телегах, чтобы увезти их в Щербину и ждать там подходящего момента. Иногда идеальных условий для сбора шмуры приходилось ждать неделю, а то и больше.
Для реб Залмана сбор шмуры был тройной радостью. Во-первых, он будет собирать шмуру для самого Ребе! Во-вторых, в его доме остановятся гости из Любавичей на несколько дней. Реб Залман любил принимать гостей. Гостеприимство было его даром. А главное, сам Ребе будет присутствовать при сборе урожая! И это наполняло реб Залмана жизненными силами и радостью на весь последующий год.
С того дня, как реб Залман уезжал из Любавичей со своими помощниками, и до тех пор, когда наступал яркий светлый день, подходящий для сбора Шмуры, все разговоры в деревне были о погоде. Люди все-время смотрели на небо, пробовали ветер, чтобы узнать на сколько он сухой. Десятки предсказаний о погоде на завтра слышались там и тут. Каждый день мы ждали приезда посыльного из Щербины, который скажет нам, что сбор урожая уже начался.
***
Уборка урожая и молотьба пшеницы проходили с большой радостью и вместе с тем с серьезностью, что отражалось на лицах работников. Все они были подпоясаны гартелами и на головах их были надеты шляпы поверх ермолок. Работали под палящим солнцем быстро, как опытные крестьяне.
С серпом в руке, пожилой реб Залман с его широкой, роскошной бородой и лицом, светящимся от счастья, работал ладно и проворно, как молодой парнишка. Можно было видеть радость, наполняющую его сердце. Его туфли и белые носки парили над землей, как ноги Нафтали, исполняющего Б-жественную миссию, как может быть только с настоящим слугой Г-спода, у которого даже пятки проникнуты глубоким наслаждением разума и внутренним желанием сердца служить Б-гу.
В то время как одни хасиды срезали пшеницу, другие пели хасидские мелодии, которые разливались с возвышенной сладостью и разносились по всей округе.
Аура святости окутывала все кругом. Жены и дети местных жителей стояли вокруг и наблюдали за сбором урожая, одетые в субботние одежды, и их лица выражали ощущение значимости события.
Когда сбор пшеницы и молотьба были окончены, реб Залман и его помощники отправлялись мыться. Вернувшись, одетый в субботнюю одежду, реб Залман сам вел дневную молитву Минха, которую он пел на мотивы молитв праздника Симхат-Тора. Таханун (покаянную молитву) в этот день не произносили. По окончании молитвы, все весело пускались в пляс, и реб Залман неожиданно подпрыгивал в воздух и трижды делал сальто.
После этого все проходили к накрытым в саду столам, где была приготовлена праздничная трапеза с молочными блюдами. Во время трапезы Ребе произносил маамар (речь, излагающую идеи хасидского учения), а затем несколько часов вел фарбренген. После того, как Ребе удалялся в специально приготовленную для него комнату, фарбренген продолжался до самого утра.
Наутро, после утренней молитвы, мы возвращались в Любавичи. Реб Залман и его работники возвращались в Любавичи вечером с мешком зерна для шмуры, который вешали в специальной комнате для хранения.
Из воспоминаний рабби Йосеф-Ицхака Шнеерсона
Перевод Й. Крупенина
