В конце главы “Вайехи” рассказывается: “И сказал Йосеф братьям своим: “Я умираю. И Б-г помянет, помянет вас, и возведет вас из этой земли на землю, которую Он клялся дать Аврааму, Ицхаку и Яакову” (Брейшит, 50:24).

Конечно, в общем и целом история спуска в Египет и пребывания там в рабстве началась с праотца Авраама, с завета меж располовиненными тушами. Но если брать в частности, то получается, что и спустились Яаков и его потомки в Египет по инициативе Йосефа и вслед за ним. И выдержали это изгнание благодаря ему. И вышли, получается, тоже благодаря ему (и с саркофагом с его прахом, во исполнение клятвы, которую он взял с сынамов Израиля: “Когда помянет, помянет Б-г вас, и тогда вынесите мои кости отсюда”).

Проще говоря, история того, что мы, сколько бы себя ни поправляли, на автомате продолжаем называть “египетским рабством” и “исходом из Египта”, неразрывно связана именно с фигурой Йосефа. Что немедленно вызывает вопрос: а почему, собственно?

Понятно и несомненно, что это связано с достоинствами и преимуществами Йосефа. Причем преимущества эти ставят его, как минимум, в некотором отношении, выше не только его родных и сводных братьев, прародителей колен, но и выше его отца Яакова. Как было явлено Йосефу в его знаменитом сне про звезды, солнце и Луну, а затем сбылось в реальности, как сказано (о Яакове): “И поклонился Израиль к изголовию ложа” (Брейшит, 47:31), а братья, с тех пор, как он стал и. о. фараона, кланялись ему вообще чуть ли не каждые полчаса.

Важно (не только в рамках данного разговора, а по жизни важно) понимать, что происходящее в материальном мире является проекцией происходящего в высших, духовных мирах. Только у обычных людей это настолько трансформировано, что, с практической точки зрения, представляет собой умозрительное знание, не имеющее никакого или почти никакого эмпирического подтверждения, а у праведников это работает предельно линейно. Как сказано в Тании (Игерет Кодеш, 27): “Как известно, физический аспект существования – не основное в жизни праведника, главное для него – духовный его аспект: вера во Всевышнего, трепет пред Ним и любовь к Нему”. И это – еще осторожный и интеллигентный перевод, сделанный интеллигентными людьми. А если прямо по тексту, то получается: “Жизнь праведника – не материальная жизнь, но духовная: верой, любовью и трепетом пред Всевышним единственно живет праведник”. Вот так прям и сказано. И так прям и работает: ровно то, что происходит в духовных мирах, мы наблюдаем в материальном.

Поэтому, если Яаков и колена кланяются (в буквальном смысле слова и фигурально выражаясь) Йосефу, можно не сомневаться – в духовных мирах Йосеф выше, чем они. Что, на первый взгляд, могло бы показаться странным, особенно касательно Яакова. Если бы не было уже давно и подробно разъяснено в учении хасидизма.

Объяснение заключается в том, что Йосеф был единственным из его хамуллы, кто не был по образу жизни бедуином. Все его предки, вся его родня – все они были пастухами. Людьми, минимально контактирующим с материальным миром. Людьми, чьи головы и сердца (и даже руки-ноги, если они нужны) целыми днями свободны для служения. Благодаря чему они и достигали духовных вершин и удерживались на них. А Йосеф рулил целым Египет и, фактически, всем цивилизованным миром, что не может не перегружать и голову, и сердце, и руки-ноги, но при этом оставался в духовном тонусе, ничем не уступавшем и даже превосходившем достижения его братьев-пастухов.

Как известно, при встрече братья не узнали Йосефа. Это при том, что тот был полной копией их отца. А дело в том, что, видя перед собой высокопоставленного чиновника, сыновья Яакова не могли даже теоретически допустить, что тот может быть одним из них, ибо такой образ жизни, по их меркам, абсолютно несовместим с полноценным служением Всевышнему. Иными словами, они не знали и не могли себе представить, что существует уровень служения, на котором ничто не может помешать полной самоотреченности во имя Небес, – уровень служения Йосефа.

Но именно о Йосефе сказано: “Вот родословная Яакова – Йосеф”. Имеется в виду, что Йосеф был тем, кто смог в духовном плане пойти дальше Яакова. Дальше – совсем не обязательно “выше”. В плане “выше” Яаков обогнал всех. Йосеф же оказался способен транслировать с этих высей прямиком в наш материальный мир, со всеми его ограничениями, повышенной нечувствительностью к духовному и т. д. Собственно, тут сработал закон, знакомый нам из уроков физики за 7-ой класс. Чем с большей высоты падает объект, тем большую скорость он набирает и, соответственно, тем глубже падает. В духовном плане то же самое: чем с большей высоты транслируется свет, тем больших духовных глубин он достигает.

Возвращаясь к разговору о праотцах. Как известно, лишь трое являются праотцами – Авраам, Ицхак и Яаков. Только эти трое сформировали наш национальный характер и неизбывно наследили в душе каждого из своих потомков. Но будучи “родословной Яакова”, как сын и продолжатель дела Яакова, Йосеф тоже привнес нечто в наш мир, в наш духовный “инструментарий”: возможность приводить духовность высочайшей марки в интеракцию с самыми грубыми видами материальности. И смог он это сделать благодаря тому, что в духовном плане превосходил даже своего отца.

В свете вышесказанного становятся понятны слова Зогара (3:257б) о соответствии трех праздников восхождения (Песах, Шавуот, Суккот) трем праотцам. Песах – Аврааму, о котором сказано: “И поспешил Авраам в шатер к Саре и сказал: “Поспеши! Три меры муки, мелкого помола замеси и сделай лепешки”” (Брейшит, 18:6). И лепешки эти, как известно, были мацой. Шавуот – Ицхаку, ибо дарование Торы сопровождалось ревом шофаров (“И голос шофара нарастал и окреп очень”, Шмот, 19:19), бараньих рогов, напоминающих о барашке, принесенном в жертву вместо Ицхака. И наконец Суккот – Яакову, как сказано: “А Яаков отправился в Суккот. И построил он себе дом, а для своего скота сделал кущи (суккот). Потому нарек имя месту “Суккот”” (Брейшит, 33:17).

Одна из особенностей праздника Суккот заключается в том, что (в отличие от Песаха и Шавуот) он плавно переходит в дополнительный праздник – “Шмини Ацерет”. Который, с одной стороны, совсем отдельный праздник, с отдельными законами, отдельными благословениями и т. д. А с другой стороны, Шмини Ацерет неразрывно связан с Суккот, что находит выражение даже в его названии: “Шмини Ацерет” – “Завершение в восьмой день”.

Шмини Ацерет символизирует Йосефа. Йосеф относительно Яакова – то же, что Шмини Ацерет относительно Суккот: вроде сам по себе, а вроде продолжение, развитие и завершение (достижение полноты и совершенства). Суккот, это праздник, когда тела евреев оказываются полностью окружены заповеданной суккой, т. е. исполнением заповеди. В этом отношении, заповедь о сукке уникальна. Она символизирует и продолжает на материальном уровне воздействие на душу облекающего Б-жественного света (макиф). В отличие от света наполняющего (который символизирует поглощаемая нами внутрь маца). Шмини Ацерет – это праздник обретения парадоксальной и сверхъестественной (в отличие от Шавуот, когда все как раз абсолютно естественно) способности: абсорбции нами, облаченными в материальные тела, Б-жественного света, определяющая характеристика которого – неусвояемость творениями. Проще говоря, Шмини Ацерет (и, соответственно, Йосеф) – это о способности выйти за рамки ограничений нашего мира. Включая самые фундаментальные и “непреодолимые”.

Правда, нужно заметить, что в Суккот приносят в Храме семьдесят быков за семьдесят пра-народов, включающих в себя все человечество. А в Шмини Ацерет – только одного быка (и одного барана). Потому что эта история, при всем уважении, только про нас. Как сказано: “Будут они принадлежать тебе одному, а не чужим вместе с тобою” (МИшлей, 5:17).

Кстати, то, что в названии праздника (Шмини Ацерет) присутствует восьмерка, – это намек как раз на сверхъестественность в духовной сфере. Семь – это число малого (но полного в своей малости) “естественного” цикла переработки Б-жественного света в усваиваемый Творением. А восьмь – это число Б-жественного воздействия на мир вопреки его ограниченности и с ограниченности (заключающейся в неусваиваемости) самого света. Поэтому обрезание (связанное с дарованием сил не быть ограниченным рамками Творения) делают на восьмой день от рождения. Поэтому восемь дней Хануки. И все это – указание на специфический духовный уровень Йосефа-праведника, связанный со сверхъестественным.

Кстати, про обрезание. Как известно, Исход (т. е. преодоление рамок естественного) из Египта (обещанный Йосефом, который Шмини Ацерет, восемь) состоялся в заслугу исполнения заповеди обрезания (восемь), как приводит Раши в комментарии к Шмот, цитируя Мехильту: “Пришла пора исполнить клятву, которую Я дал Аврааму, что избавлю его сыновей. Но у них не было заповедей, которые бы они исполняли, чтобы им (удостоиться) избавления, как сказано: “А ты обнажена и нага”. И Он дал им две заповеди: кровь пасхальной жертвы и кровь обрезания, ибо они сделали обрезание в ту ночь, как сказано: “В кровях твоих” (множественное число) – в двух видах крови. И еще сказано: “И ты, ради крови твоего завета Я выпустил твоих узников из ямы, в которой нет воды” (3xapья, 9:11)”.

И еще одна важная хасидская увязочка. Шестой Любавический Ребе, Ребе Раяц, первое имя которого – Йосеф (Йосеф-Ицхак), многократно говорил о хасидских “ушпизин”, навещающих в суккот евреев вместе с “традиционными” ушпизин: Бешт – в первый день, Магид – во второй, Альтер Ребе – в третий, Мителер Ребе – в четвертый, Цемех Цедек – в пятый, Ребе Маараш – в шестой, Ребе Рашаб – в седьмой. Получается, что день самого Ребе Раяца (Йосеф) – Шмини Ацерет!

И вот, что характерно. Все его предшественники жили в деревеньках, немногим отличающихся по уровню вовлеченности в мирскую суету от бедуинских стоянок – в Меджибуже, в Межеричах, в Лядах, в Лиозно, в Любавичах. Предел – Ростов. Ростов… ну, при всем уважении… много домов, много народу, ипподром. Но город? Да и там жили очень закрыто, на чемоданах и скорее умирали, чем жили. Короче, одни оговорки. А Ребе Раяц – это Петербург, Москва, Рига, Варшава, Нью-Йорк. Города-города. И именно там Ребе Йосеф-Ицхак сам распространял хасидизм и иудаизм в целом и учил других распространять. Как Йосеф и те, к чьему приходу он подготовил Египет и кому дал силы своим обетованием Исхода, перелопатили Египет и ушли, так и Ребе Раяц подготовил мир к приходу своего преемника и наступлению окончательного и полного Избавления в нашем поколении.

Специфика служения Йосефа, неразрывно связанная с его духовным уровнем, уровнем сверхъестественного, выражается в том, что, хотя вообще-то наш закон запрещает полагаться на чудо, в его случае (и случае его духовных преемников) на чудо полагаться не только можно, но и нужно. Как мы видим на примере биографии Ребе Раяца, который снова и снова рисковал своей жизнью в самом буквальном смысле слова: в советской России, в антисемитской Польше, а позже – в зоне нацистской оккупации, а еще позже – в Америке, где физически ему ничего угрожало, но в духовном плане была угроза всему, чему он посвятил жизнь. И всякий раз он не просто спасался, но выходил победителем. И всякий раз делал это демонстративно чудесным образом.

А Йосеф, как мы помним, один раз не положился на чудо, попросил виночерпия о милости и был за это наказан дополнительными годами (!) в заключении. За что? Разве не “Б-г помогает тому, кто помогает себе”? Разве не нужно создавать “сосуды” для благословения? Нужно. Можно. Но не Йосефу! От Йосефа (в том числе от Йосефа в душе каждого потомка Яакова, родословная которого – Йосеф) требуется как раз пренебрежение ограничениями этого мира, а не учет оных.

Вот Реувен, первенец Яакова, это хорошо понимал. Именно поэтому он предложил в свое время: “Не пролейте крови! Бросьте его в эту яму, которая в пустыне, но руки не наложите на него!” (Брейшит, 37:22). На первый взгляд, звучит как издевательство. Бросить в яму, полную змей и скорпионов – это “не пролить кровь”?! Вообще-то это настолько верный способ убить (может быть, пролив совсем немного крови, но насмерть), что, по еврейскому закону, жена человека, при свидетелях упавшего в такую яму, без разговоров признается вдовой и может выходить за другого (см. ША, ЭЭ, 17:29).

Но Реувен не издевался. Реувен предложил следующее: не станем лишать его жизни (хотя, по закону, это то, что ему причитается) собственноручно. Предоставим это силам, лишенным свободы выбора. Если он тот, кем претендует быть (супермен), и имел право на то, что устроил, то мир расступится перед ним, змеи и скорпионы попрячут свои жала кто куда, и Йосеф уцелеет. Что и произошло.

Вот-вот должен прийти Машиах. Накануне предсказанного Йосефом первого Исхода из Египта имел место спуск на самое духовное дно, как этап финальной подготовки к Исходу, и силы на подъем со дна придал Йосеф-праведник. В нашем поколении, поколении последнего Исхода, происходит то же самое. С той лишь разницей, что на этот раз мы на дне, полном духовных змей и скорпионов, в броне Торы, заповедей и хасидизма. Что даже надежнее, чем право рассчитывать на чудо. Впрочем, и в чудесах, слава Б-гу, недостатка нет и не будет.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, “Ликутей сихот” т. 3, стр. 85-92.)