День пятого Тевета 5747 года (6 января 1987 года) в здании всемирного центра Хабада в Бруклине начался обыденно. Но около одиннадцати часов утра раздался громкий клич – он нарастал, приближался, его подхватывали все новые и новые голоса, и, наконец, он зазвучал со всех сторон: “Дидан ноцах!” (“Наша взяла!”) Всеобщее ликование взорвалось пением и пляской, подобной которой не видали уже давно. Так у любавичских хасидов появился новый праздник, и отмечается он с тех пор каждый год.
Чтобы понять, что же произошло в тот день, следует вернуться на полтора года назад, к праздничному дню двенадцатого тамуза 5745 года (дню рождения и дню освобождения из заключения предыдущего Любавического Ребе) , когда во время своего выступления Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон сообщил о беспрецедентном происшествии. Для того чтобы эта весть раньше времени не распространилась широко, он заговорил о случившемся лишь глубокой ночью, когда закончилась прямая спутниковая трансляция праздничного фарбренгена.
Надо отметить, что неясные слухи о некоем экстраординарном событии появились в хасидской среде еще двумя неделями раньше, когда к Ребе были внезапно вызваны все руководители Всемирного объединения хасидов Хабада, после чего он дал указание срочно основать в Израиле библиотеку-архив. Однако ничего определенного не было известно до тех пор, пока сам Ребе не рассказал о произошедшем во всеуслышание.
Оказалось, что три человека (и среди них – близкий родственник самого Ребе) похитили из библиотеки Всемирного объединения хасидов Хабада ряд уникальных книг и редчайших рукописей и продали их за огромные деньги. Причем часть из них попала в Ватикан.
На этом Ребе закончил фарбренген и уехал домой, а зал синагоги всемирного центра Хабада превратился в бурлящий котел. Было ясно, что урон, нанесенный библиотеке – это удар по всему Любавичскому движению, осквернение святынь и посягательство на непререкаемый для хасидов авторитет Ребе! Очевидно было и то, что действовать надо незамедлительно – но вот как?
Через два дня Ребе поехал на могилу своего предшественника. “Азкир аль ациюн” (“Упомяну, когда буду на могиле [Раяца, Ребе Йосефа-Ицхока]”) – так обычно обещал Ребе, когда к нему приходили с трудными проблемами, туда же он приносил десятки тысяч обращений с самыми разнообразными просьбами, которые ему присылали со всех концов света… А на этот раз возвращения Ребе с кладбища все ожидали с особым нетерпением.
Он вернулся поздно ночью и сразу после молитвы обратился к собравшимся в зале. Голосом, в котором звучала скорбь и боль, Ребе произнес, что эта кража – прямое оскорбление всех наших учителей, глав хасидизма Хабад и буквально “новые похороны Ребе Йосефа-Ицхока”! Против обыкновения Ребе устно назвал тестя по имени.
И началась серия выступлений, в которых Ребе использовал беспрецедентно жесткие формулировки, говоря о поругании чести Хабада. В частности, он предупредил всех, кто так или иначе оказался причастным к похищению книг: пусть каждый из них знает, что эти книги – “бомба замедленного действия, в высшей степени опасная, способная причинить страшный вред и ему, и всей его семье!”.
Но это было лишь преамбулой к пятому, последнему выступлению, которое продлилось больше семи часов. Хасиды были потрясены тем, что в конце выступления Ребе, вопреки традиции, обратил лицо в сторону, понизил голос и начал говорить речи, которые могли расслышать лишь очень немногие, а поняли и того меньше. Хасиды, пытаясь объяснить действия Ребе, предполагали, что в эти минуты он выступал перед Небесным судом…
Это мнение подтвердилось, когда Ребе назвал духовную причину, породившую несчастье: “В Небесном суде предъявлено обвинение любавичским хасидам и их деятельности во всем мире, и вследствие этого ангел-обвинитель отправил своего посланника – низкого вора, проникшего в царский чертог и выкравшего из него сокровища!”
Последующих два месяца Ребе на эту тему публично не высказался ни разу. Был создан особый комитет, который должен был установить, где находятся уже проданные книги и рукописи, и сделать все, чтобы их вернуть. Однако любые детали деятельности комитета держались в строжайшей тайне.
Тем временем главный вор был пойман с поличным. Этот человек был внуком Ребе Раяца и сыном его старшей дочери. Оказалось, что он занялся этим преступным делом задолго до того, как пропажа была обнаружена. В его доме нашли десятки (!) коробок с бесценными книгами и рукописями. Было очевидно, что обращаться в раввинский суд бесполезно: его решения воры проигнорируют. Поэтому иск был подан в американский Федеральный суд: лишь у него было достаточно полномочий, чтобы принудить воров возвратить украденное и компенсировать ущерб.
Началось долгое судебное разбирательство. Ответчик предъявил соображения принципиального характера: речь шла о праве на наследство. Он утверждал, что раз он прямой потомок и, следовательно, наследник Ребе Раяца, то сокровища, собранные в библиотеке Любавичского движения, законно принадлежат ему по праву рождения, и он взял лишь свое наследство. Таким образом, обвинение в воровстве по сути своей несостоятельно и является оскорблением и клеветой. В качестве прецедента он привел историю раздела библиотеки Цемаха Цедека между его сыновьями.
По этому поводу Ребе разъяснил, что по отношению к праведникам, цадикам ординарные юридические нормы, регулирующие получение наследства, не релевантны. Цадик не умирает в обычном смысле слова – как сказано: “Яаков, отец наш, не умер”. Он продолжает жить в своих учениках, уподобленных сыновьям, в своем учении, в своих свершениях, и потому наследие его – совершенно особого свойства. Его невозможно получить автоматически, будучи лишь потомком. Иронически заметив, что с такими людьми бесполезно вести разговоры о духовных вопросах, Ребе привел самый простой довод: сыновья Цемаха Цедека, руководители групп хасидов, поделили между собой книги и рукописи отца вовсе не для того, чтобы торговать ими, но для того, чтобы их изучать!
В ходе предварительного следствия и последующего судопроизводства воочию выявилась помощь Всевышнего: каждый этап процесса заканчивался для хасидов успешно. Так, с самого начала ответчики пытались вызвать Ребе в суд для дачи свидетельских показаний. Их целью было низведение процесса до уровня внутрисемейного конфликта, профанируя само понятие “Ребе”. Однако этому воспротивился судья. Оказалось, что этот бесстрастный и невозмутимый пожилой афроамериканец понимал, кто такой Ребе, лучше, чем ответчик, прямой потомок всех глав Хабада!
Вместо Ребе выступила его супруга, ребецин Хая-Мушка, как дочь Раяца, права которого на библиотеку не оспаривались никем. От имени своего отца ребецин недвусмысленно заявила: как сам Ребе принадлежит хасидам, так и все, чем он владеет, также принадлежит им. Следовательно, библиотека Всемирного объединения хасидов Хабада – не личное, а всеобщее достояние, на которое никакое частное лицо не имеет права претендовать. Само это уникальное собрание было создано благодаря хасидам, которые добровольно отдавали принадлежащие им бесценные сокровища своему главе, Ребе.
Это заявление произвело очень сильное впечатление на судей и в большой мере предопределило их приговор.
Также, по словам New York Times, в значительной степени решение судьи основывалось на одном “экстраординарном”, по его словам, письме Шестого Ребе, адресованном американскому ученому д-ру Александру Марксу, бывшему руководителю библиотеки Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке. Письмо было написано в 1946 году как часть усилий Ребе Раяца, приложенных к тому, чтобы получить обратно свою библиотеку из Польши, откуда за шесть лет до того Ребе, оставив книги, бежал от нацистов.
“Я обращаюсь к вам с большой просьбой”, – пишет Ребе, – “чтобы как известный авторитет в этом вопросе вы написали письмо в Государственный Департамент, чтобы свидетельствовать о ценности этих рукописей и книг для еврейского народа в целом и в частности для еврейской общины Соединенных Штатов, которой принадлежит это великое достояние”.
Адвокаты ответчика охарактеризовали письмо как “несущее двойственное значение и написанное в стиле корреспонденции военного времени на немецком языке, предназначенной для чтения нацистской цензурой”. Но судья Сифтон отклонил их аргумент: “Помимо того, что письмо, даже в переводе, звучит чувством и искренностью, было бы абсурдом, чтобы человек характера Шестого Ребе в данных обстоятельствах подразумевал что-то другое, заявляя, что библиотека должна была быть доставлена истцу на благо общине”.
В дни праздника Ханука, когда судебное разбирательство закончилось и оставалось только ждать окончательного решения, Ребе в своем выступлении снова указал на духовные причины происходящего. По его словам, Любавичскому движению недостает активности и оно обвиняется в Небесном суде в том, что недостойно сокровищ своей библиотеки. Чтобы заставить обвинителя замолчать, Ребе призвал всех своих хасидов в разных концах земли осветить мир светом ханукальных огней: повсюду водрузить огромные ханукальные светильники и зажечь их при стечении максимального количества людей. Это и будет самым сильным “оправдательным документом”!
Через три дня после Хануки, пятого числа еврейского месяца Тевет, суд признал иск Любавичского движения справедливым по всем пунктам и обязал противную сторону возвратить все похищенные книги и рукописи. О веселье, поднявшемся тогда среди хасидов, можно сказать только словами Мишны: кто не видел его, “не видел веселья в своей жизни”.
Порой задают вопрос: почему вокруг этой истории поднимают столько шума? Разве, празднуя годовщину победы над злоумышленниками, тем самым не напоминают о весьма постыдном преступлении, о котором, казалось бы, лучше забыть? И раз книги и рукописи вернулись в библиотеку, то все в порядке, для чего тревожить прошлое?
Но ведь то же самое можно сказать и об остальных хасидских праздниках, и в первую очередь о самом главном из них: о Новом годе хасидизма, 19 кислева. Тогда все началось с противодействия хасидизму со стороны выдающихся раввинов, знатоков Торы! А история ареста и освобождения Ребе Раяца! Ведь и там главными действующими лицами были евреи, пусть отщепенцы и предатели своего народа, но все же евреи! Значит, отмечая эти даты, даты явных чудес, мы ворошим весьма невеселое прошлое?
Говорят мудрецы, что наше время, время последнего изгнания, характеризуется тем, что “даже тот, с кем происходит чудо, не узнает чуда, произошедшего с ним”. Человек отдает себе отчет в том, что ему помог Всевышний, и благодарен Ему, однако до поры не понимает значения определенных событий. Лишь постепенно, иногда спустя много лет анализируя случившееся, он начинает осознавать его истинный смысл.
Так и здесь: когда история с похищенными сокровищами Хабада разворачивалась непосредственно перед глазами, оскорбительные частности, вызывая острую боль, заслоняли целое. Хасиды были потрясены, слыша беспрецедентно острые выступления Ребе, страдали за него, следили, затаив дыхание, за ходом процесса, молились и читали Теилим, но не могли тогда задуматься о том, какой же вывод из всего этого следует сделать. Конечно, все понимали, что речь идет о чем-то гораздо большем, чем о праве на книги из любавичской библиотеки, – тем более что Ребе не раз подчеркивал, что все происходящее имеет духовные корни. Однако, в силу натуры человека (да отчасти и по хасидскому ощущению, в котором преобладала боль за Ребе), внешнее заслоняло суть. Вероятно, точно так же обстояло дело и в то время, когда Алтер Ребе сидел в заключении: хасиды прилагали все усилия – физические и духовные – для его освобождения и, поглощенные текущими событиями, не особенно задумывались об их первопричинах. Так было и во время заключения Ребе Раяца, так же было и в дни “библиотечного процесса”: во всех испытаниях хасиды вершили свое служение добрыми делами и цдакой, молились о справедливом исходе дела, и потому достигнутая победа в очень и очень большой степени зависела от них.
Что же касается внутреннего – духовного, то есть истинного, – смысла всех этих событий, то главы Хабада начали открывать его лишь спустя годы. Стало ясно, что появление, а в особенности распространение учения хасидизма сопровождалось столь сильным сопротивлением раввинов потому, что раскрытие сокровенных тайн Торы вызвало на Небесах большое недовольство, и арест Алтер Ребе был следствием того, что в Небесном суде он был обвинен в распространении сокровенного учения. Обо всем этом рассказал Ребе Раяц, открыв хасидам вещи, которые прежде не выходили из дома Ребе.
И вот теперь, глядя на эти события с некоторой дистанции, стало возможным понять их значение, отделить главное от второстепенного, осмыслить, что явилось самым важным уроком, о чем надлежит помнить и размышлять, а что следует вспоминать лишь в той мере, которая необходима для понимания главного. И лишь тогда по-настоящему оценить чудеса, которые совершил Всевышний.
Алтер Ребе, выйдя на свободу, начал развивать и распространять учение хасидизма по-новому: подробно, с детальными объяснениями, понятными даже совсем простым евреям. Его второй арест и новое освобождение – в дни третьего и пятого ханукальных светильников – ознаменовало еще более высокую ступень его деятельности. Подобно этому, после избавления Ребе Раяца от смертельной опасности и освобождения из тюрьмы тот самым активным образом принялся за распространение хасидизма по всему миру.
Все 20 месяцев “книжного процесса” Ребе не разъяснял своих исследований учения хасидизма, маамаров. Однажды он прямо сказал, что сейчас ему очень трудно даже изучать Тору: “Я открываю Талмуд, Рамбама – но сердце так болит, что не дает сосредоточиться…” Однако немедленно после приговора суда, в субботу, когда читают раздел Торы “Ваигаш”, Ребе возгласил: начался новый, завершающий этап деятельности, нужно активно распространять знания о Торе, о хасидизме, о приходе Машиаха по всему миру – даже среди неевреев.
Теперь, через четверть столетия, на первый план выступает именно внутренний смысл тех событий. Главный вопрос, вставший тогда во всей своей остроте: является ли хасидизм Хабад движением, возглавляемым подлинным лидером поколения, великим праведником и провидцем, или, в конце концов, он сам по себе, а движение – само по себе? Если верно последнее – то, конечно же, есть различие между имуществом Хабада и личным имуществом его руководителя, и тогда правомочно утверждение, что в определенный момент может появиться вопрос о наследстве. Однако именно против этого утверждения Ребе выступил со всей силой. Еще в самом начале процесса, когда адвокаты любавичской стороны пришли к Ребе за указаниями, на каком пункте обвинения поставить главный акцент, Ребе подчеркнул, что в основе хасидизма лежит принцип: Ребе, хасидизм и хасиды не существуют порознь, но являются единым целым. Они представляют собой истинное, реальное и живое единство. И поскольку оно существует непрерывно, к нему не применимо понятие наследства. “И Ребе, и книги принадлежат хасидам”.
Это и есть тот самый урок, который дает нам памятная дата “Пятое Тевета”; это – суть всего, что выразилось лишь в двух словах: “Дидан ноцах”. И сегодняшняя реальность наглядно демонстрирует, что любавичский хасидизм существует и живет и, подобно всему живому, непрерывно растет и обновляется.
Источник: http://www.kolel.ru/library/article_cdo/aid/2807403
