На экране

Елена Ландер – актриса театра и кино, успешная израильская и российская телеведущая и счастливая мама шестилетней Эстель. Нам Лена рассказала о том, чем израильская театральная публика отличается от российской, почему журналист должен жить в той стране, в которой работает, и каково это – вести прямые эфиры во время войны.

Лена, за тобой не успеваешь: вроде бы ты в Израиле, но при этом работаешь в России, сегодня ты в Москве, а завтра – в Тель-Авиве. Расскажи о том, как тебе удается жить «на две страны»?

Сейчас это уже не совсем так. Последний год я постоянно живу в Москве.
Но до этого действительно были разные периоды. Первый раз я улетела в Израиль в 2010 году. Там родилась моя дочь Эстель. Но уже менее чем через год я вернулась в Россию. Второй раз я отправилась в Тель-Авив по контракту – работать телеведущей на русскоязычном «Девятом канале». А после снова начался роман с Москвой – теперь я веду программу «Утро России» на канале Россия-1. Было время, когда я прилетала сюда специально под эфир, то есть на неделю, а следующие семь дней проводила в Израиле с дочерью. Мне необходимо было время, чтобы снова наладить жизнь и быт в Москве и окончательно переехать.

В чем сложность такого ритма жизни?

Я убеждена, что журналист должен жить в той стране, где работает, ведь необходимо понимать специфику и проблемы той местности, о которой рассказываешь с экрана телевизора. Очень сложно жить в одном месте, а рассказывать совершенно о другом. Да это и неправильно. Пока не приедешь, не увидишь своими глазами, не поживешь, не почувствуешь страну, говорить о ней достоверно не сможешь.

Ты работала в прямом эфире израильского «Девятого канала» все сорок дней, пока длилась операция «Нерушимая скала» летом 2014 года. Расскажи, каково это: работа в прямом эфире во время войны?

Живя в Израиле, морально я всегда была готова к тому, что рано или поздно в эфире мне придется говорить о войне. Интересно, что из всего коллектива «Девятого канала» я была единственным человеком, для которого все эти сирены, воздушные тревоги, война, были впервые. Например, у нас была шеф-редактор, она никогда не уходила в бомбоубежище вместе со всеми. Я ей говорила: «Люся, ну ведь сирена!!!», а она отвечала: «Это для тебя первая сирена, а для меня сто тридцать первая», и продолжала работать. Я же была растеряна, глядя на происходящее. Но буквально до первого спецэфира. Так случилось, что именно я сообщала зрителям в прямом эфире о начале спецоперации. Эфир шел 35-40 минут, а я до сих пор его пересматриваю, вижу свои огромные перепуганные глаза и будто переживаю все заново. Однако, в эфире как в открытом космосе: все силы мобилизуются, ты невероятно концентрируешься, максимально включаешься – и профессионально, и человечески – и выдаешь все, что знаешь, деваться просто некуда, ведь ты уже по ту сторону экрана. Пожалуй, тем летом была самая серьезная моя школа.

А вне эфира как ты переживала это время?

Была смешная история. Помню, мы шли по Тель-Авиву, вдруг завыла сирена. По правилам, если поблизости нет бомбоубежища, необходимо скрыться в ближайшем подъезде. На нем оказался кодовый замок, но мы наудачу дернули ручку, дверь открылась, и мы забежали внутрь. А, надо сказать, если у израильтян в квартире нет специальной комнаты для укрытия, они должны спуститься на первый этаж в подъезд. Поэтому когда мы вбежали, увидели, что тут же собрался весь дом. Жильцы долго на нас смотрели, улыбались, прислушивались к звуку сирены и, наконец, спросили: «А вы что, с улицы вошли?» – «Да», – «Как здорово! У нас кодовый замок, но он не работает. Все думают, что дверь закрыта и никогда к нам не входят». Такое возможно только в Израиле. Но должна признаться, бывали и моменты, когда я по-настоящему боялась – во время воздушной тревоги, настигающей прямо в дороге. Приходилось останавливаться, выходить из машины и лежать лицом к земле, прикрыв голову руками. Впервые это случилось по дороге на эфир – в полчетвертого утра. Было жутко.

Какие еврейские традиции ты сегодня соблюдаешь?

И в Израиле, и за его пределами отмечаем еврейские праздники. На Йом-Кипур обязательно стараюсь оказаться в Израиле. Это особенный день. Соблюдаю кашрут. На сегодняшний день в Москве делать это достаточно просто: есть много кошерных заведений, гастрономов и магазинов. Самое главное в этом деле – начать, было бы желание.

В России ты достаточно активно играешь в театре. А в Израиле удалось получить такой опыт?

Да, был моноспектакль в постановке режиссера Ильи Боровицкого, на русском языке. К сожалению, на иврите я не играла.

А хотелось бы?

Безусловно. Очень красивый язык. К тому же в Израиле есть прекрасные театры с сильным актерским составом. Я даже занималась с замечательным педагогом, актрисой театра “Абима” – Тами Спивак. Брала уроки сценического иврита, читала монолог Елены Андреевны из «Дяди Вани» на этом языке. Получила предложение играть на иврите, даже пьесу прочитала. Больше недели на это ушло. Но именно в этот момент “Россия” меня поманила обратно.

Израильская публика отличается от российской?

Когда меня спрашивают про театр в России и в Израиле, про различие и сходство, у меня в голове звучит текст Довлатова. Один из моих любимых спектаклей “Заповедник” в постановке Дмитрия Пчелы шел у нас в театре как раз перед моим первым отъездом: «На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Здесь мои читатели. А там… Кому нужны мои рассказы в городе Чикаго?» Точно так думала и я, когда уезжала. Но нет, оказалось – нужны. В Израиле люди помнят и любят русский театр. Отсюда невероятно теплая и искренняя атмосфера в зале. Постановка, в которой я играла в Тель-Авиве, была достаточно интеллектуальная – пьеса в жанре лекции французского автора «Казус Послера». Сама форма – моноспектакль – не простая и для зрительского восприятия, и для исполнителя. Ты под микроскопом, и как актер, и как человек. Надо очень любить театр, чтобы приходить на такие постановки. Но если спектакль удается – это большая победа. В зале было действительно здорово. Были даже дискуссии после спектакля. Для меня важна обратная связь. Я всегда очень рада, если удается пообщаться со зрителями.

Свое будущее и будущее Эстель ты связываешь все-таки с Россией или с Израилем?

Так исторически сложилось, что я ни с чем не связываю свое будущее. Верно говорят: «Хочешь рассмешить Б-га, расскажи ему о своих планах». Я давно уже перестала мыслить длинными периодами. Возможно потому, что за последние четыре года два раза сменила две страны. Все происходит настолько спонтанно и судьбоносно! Поэтому сегодня у меня есть некие ближайшие планы, в которых есть наше “Утро”, день, когда дочери исполняется семь лет, и она идет в первый класс в России. Сейчас это – главное. Уверена, что в жизни меня ждет еще много приятных сюрпризов.

Читайте также