Алекс Штрай: “В словах Торы я нашёл музыку”

Алекс Штрай – писатель, путешественник, режиссер, автор международных проектов. В Израиль приехал в 1989 году. После этого – объездил почти весь Ближний и Дальний Восток. От Турции и Египта до Сингапура, от Японии и Кореи до Цейлона. Цель жизни – оставить след в еврейской истории. Эксклюзивно для Jewrnal Алекс поделился своими размышлениями и воспоминаниями, а также открытием тайной музыки Торы.

В отличие от большинства моих еврейских сверстников, евреям я себя почувствовал довольно рано и без какой бы то ни было помощи со стороны антисемитов. Никаких ранних психологических травм на эту тему я не помню. Если и дрался с мальчишками из соседних дворов, то исключительно по делу. Одесса в начале 60-х годов была в буквальном смысле еврейским городом, и мальчику из интеллигентной семьи, родившемуся на границе трех бандитских районов – Слободки, Пересыпи и Молдаванки – если он умел давать сдачи, из-за его национальности ничего не угрожало. Поэтому я с детства не стеснялся, а гордился своим происхождением. 

Причин для этого было много. Во-первых, я прекрасно знал, какой вклад внесли евреи в историю, экономику и культуру Одессы. Если начать загибать пальцы, перечисляя имена знаменитых писателей и поэтов, музыкантов и художников, ученых и политиков, то их не хватит ни на руках, ни на ногах даже у самого злостного антисемита. Чего, например, стоят такие имена, как Бабель, де Рибас, Ойстрах, Утесов, Жаботинский или Хавкин. И пусть имя последнего в Индии было более известно, чем в бывшем Советском Союзе, но я-то еще в детстве хорошо знал, кто был создателем первых вакцин против холеры и чумы.   

Во-вторых, дача моих родителей, которая находилась в одном из самых живописных уголков на побережье Черного моря, была расположена недалеко от монастыря и духовной семинарии и поэтому я, несмотря  на процветавший в те годы оголтелый атеизм, мог вблизи наблюдать, как ведут себя верующие люди. Приблизительно к 10 годам я понял, что особо почитаемые ими святые, оказывается, были евреями. И не смотря на всю парадоксальность этого факта, это открытие стало для меня еще одним поводом для гордости за мой народ.

И все-таки главным стимулятором моего детско-еврейского тщеславия, стали семейные корни моей матери. Мой дед известный музыкант Соломон Израилевич и его сестра врач-педиатр Розалия Израилевна были не только уважаемыми в городе людьми, но и принадлежали к знаменитому и, даже не побоюсь этого слова, легендарному семейству Эфрусси. Легендарным это семейство стало во второй половине XIX века, когда младший сын его основателя пошел под хупу с самой богатой в мире еврейской невестой.

Только упаси Г-споди кого-то подумать, что это был мезальянс. Мужем 19-летней красавицы баронессы Беатрисы де Ротшильд стал коренной одессит, глава международного банкирского дома, член семьи самых богатых зерноторговцев Европы и главный концессионер бакинских нефтяных месторождений – Морис Эфрусси. Конечно, в советские времена об этом приходилось помалкивать, но совершенно не мешало в тайне этим гордиться.

Но детство, как известно, проходит, и ты начинаешь понимать, что предметом твоей гордости должны быть не только твои еврейские корни, но и твои собственные еврейские плоды. К большим деньгам меня особенно никогда не тянуло. И несмотря на то, что в конце «смутных» 80-х мне удалось стать первым в СССР кооперативщиком в сфере шоу-бизнеса, а, следовательно, неплохо подзаработать, на фоне достижений семейства Эфрусси, это выглядело весьма условно. Тут моему самолюбию негде было разгуляться.

С творчеством тоже, как-то не заладилось. Легко попав в богемную среду и получив доступ к телам «великих», я быстро понял, чем они платят за славу и успех. Платить такую цену мне не хотелось. При этом я имею в виду настоящую славу и настоящий успех. Выскочек, имя которым «легион», я даже в расчет не беру. Большинство тех, с кем меня свела учеба в самом престижном театральном институте Москвы и тех, с кем мне пришлось в дальнейшем работать, несмотря на громкие имена, в историю никогда не войдут. Ни в еврейскую, ни в другую.

Совсем другое дело «бессмертные». Когда видишь Жванецкого вживую, а не по телевизору, то начинаешь понимать, что лимит одесского гения в этом поколении уже исчерпан, и попытку с ним конкурировать может позволить себе только глупец. Слава Б-гу, у меня хватило ума не приближаться к нему слишком близко. С хозяином «Таганки» Юрием Любимовым чувство творческого самосохранения сработало ровно наполовину. Покрутившись вокруг него несколько лет, я понял, что не хочу умереть в тени его славы. Чтобы понять тоже в отношении Сергея Параджанова, мне хватило нескольких недель. А вот от Киры Муратовой уже через несколько минут я отлетел, как черт от ладана.

Подтверждение тому, что все, кто добился успеха, платит за свой успех очень высокую цену, я окончательно понял, когда несколько раз мои жизненные тропы пересеклись с шоссейными трассами очень богатых людей. И хотя в результате моего общения с еврейскими миллиардами, так или иначе, на свет рождались какие-нибудь интересные проекты или книги, меня все равно не покидало ощущение, что за свой успех они вынуждены платить поистине кармическую цену. Например, как это было во время последней мировой войны с членами банкирского дома Эфрусси или с семьей самого богатого русскоязычного еврея Нью-Йорка Алекса Ровта, с которым я познакомился в прошлом году.

Если честно, я никогда им не завидовал. При всех огромных богатствах, а так же шумной, но далеко не всегда искренней благотворительности в еврейскую историю попадают лишь считанные из них. И чтобы не утверждали антисемиты, евреи – это, все-таки, народ не бухгалтерской, а Священной Книги. Приезжая в Умань, и видя, сколько евреев молится на могиле нищего раби Нахмана, я каждый раз ловил себя на мысли, соберется ли для молитвы хотя бы тысячная доля этих людей на могиле Бродского, Гинзбурга, Высоцкого или Полякова. Никогда!

Поэтому еще до приезда в Израиль я понял, что настоящая жизнь еврея верится не вокруг денег, славы и успеха, а вокруг Торы. И ты должен сконцентрировать на ней все свое внимание, если ты хочешь оставить в еврейской жизни хоть какой-то след. Но в Иерусалимской ешиве я долго не засиделся. Я хотел почувствовать весь Израиль с его поселениями и кибуцами, с его левыми и правыми, с его Хайфой и Меа Шеарим. Но больше всего мне хотелось побывать в тех самых местах, где произошли наиболее важные Библейские события. И первым в моем списке стоял самый древний город в мире Иерихон.

Именно там, недалеко от Иерихона, в Иудейской пустыни я однажды ночью в полной тишине услышал то, что древние мистики называли «Музыкой Сфер». С тех пор моя жизнь изменилась. И пусть музыканты шутят, что тот, кто поздно начинает учиться играть только на том свете даст свой первый концерт. Со мною все было иначе. Свой первый концерт я дал еще здесь на земле. В самом центре Иерусалима, на вершине горы Сион, в нескольких шагах от могилы царя Давида я сыграл свою первую музыку. Хотя, если быть точным, не совсем музыку и совсем не свою. Впервые в истории я сыграл Тору, как нотную партитуру.

Я понимаю, что звучит это странно. Ведь все привыкли, что Тору можно только читать. Что ее первые слова: «Бэрэшит бара Элоким эт га-шамаим вэ эт гаарец» можно перевести с древнееврейского языка на любой существующий в мире язык. В том числе на язык папуасов, пигмеев или жителей каких-нибудь затерянных в океане кокосовых островов. Но никто и никогда даже представить себе не мог, что эти слова можно перевести в музыкальные звуки.

Для этого я написал 22 буквы еврейского алфавита по кругу и увидел, что все кратчайшие расстояния между этими буквами точно соответствует 12-ти нотам музыкального звукоряда. От «до» до «си», включая полутона. Затем я открыл Тору и, как будто натягивая между буквами струны, перевел весь первый день творения в музыкальные звуки. При этом не изменил ни одной ноты, ни одной буквы. Я только представил себе, как пальцы моих рук прикасаются к этим струнам и извлекают музыкальные звуки из хаоса и пустоты.

Но прежде чем сыграть эти звуки, я на минуту закрыл глаза и подумал, что мира еще нет. Что все еще впереди. Что все еще в самом начале. Что еще не было первого слова. Что только сейчас прозвучат первые звуки. И я впервые в жизни услышу, как Г-сподь создал небо и землю на языке музыкальных нот. И хотя я не музыкант, не учился музыке и никогда раньше не прикасался к музыкальному инструменту, я почувствовал в этих звуках дыхание Творца. И понял, что обязательно должен написать книгу о происхождении музыкальных звуков.

Средневековые каббалисты верили, что мы в этой жизни можем сделать только то, о чем знали еще до рождения, но в момент нашего появления на этот свет, посланный Вс-вышним ангел, пальцем бьет нас по губам, чтобы мы об этом молчали. В результате у нас остается ямка на верхней губе. Я родился в Рош Га-Шана. Может быть, что в это праздничный день мой ангел не в меру развеселился и не слишком сильно ударил меня по губам. В любом случае, сегодня, когда почти миллиард людей читает слова Торы на 1675 языка мира, я решил не скрывать, что нашел в ее словах музыку. Потому что, как сказал Кант: «Любое умаление Библии – есть преступление перед людьми».

 

Автор: Алекс Штрай

Читайте также