.png){kind=icon}
Он вырос в советской атеистической семье, однако, будучи подростком, стал вести активную еврейскую жизнь и приобщать к этому собственных родителей. После школы он выбирал из множества профессий – от актера до психолога, но, в конце концов, поступил в медицинский университет. Григорий Есион – врач, сердечно-сосудистый хирург «3 Центрального Военного Клинического Госпиталя им. А.А. Вишневского» рассказал нам, почему он собирался, но так и не уехал в Израиль, чем отличается подход к пациентам в России и на Земле Обетованной, и в чем разница между кардиохирургом и Б-гом.
Расскажите о своей семье. Где вы родились и выросли?
Я родился третьим ребенком в многодетной советской семье. Мой отец врач, мама – медсестра, они познакомились в больнице – классическая история. Родители не были религиозными людьми в силу специфики того времени, в котором жили. Отец, как и многие в СССР, даже получал второе высшее образование по теории марксизма и ленинизма. Можно сказать, что мои родители – убежденные атеисты.
Однако, будучи подростком, вы стали вести достаточно активную еврейскую жизнь. Как это получилось?
Хотя моя семья и не была религиозной, с детства я слышал от родителей, что мы евреи. Обращала на себя внимание и интересная фамилия. Например, когда мы с мамой приходили в поликлинику и диктовали по слогам «Есион», нас всегда переспрашивали: «Как?! А что за фамилия?». Мама терпеливо объясняла, что корни у нас польско-еврейские.
Более серьезно я стал интересоваться еврейством в старших классах. Одноклассник Захар Розенталь очень меня в этом поддерживал. Именно у него дома я впервые увидел мацу, услышал разговоры о еврейских традициях. И однажды мы вместе с ним решили посещать Еврейский центр искусств (ЕЦИ). Там мы окончили школу мадрихов. Помню, первый курс института каждую пятницу я исправно ходил в ЕЦИ, даже иногда в ущерб учебе. Подружился со многими замечательными ребятами: вместе мы делали постановки на Пурим и Песах, учили историю Израиля и еврейского народа. Это было хорошее время. Я, что называется, втянулся. Еще не окончив школу мадрихов, я стал работать вожатым в зимних и летних лагерях Сохнута. Повезло побывать и в Сарваше – венгерском международном еврейском лагере. Именно в это время я здорово изменился: стали близки многие еврейские традиции, я стал их соблюдать. До сих пор не ем свинину, не смешиваю молочное с мясным. Пытался соблюдать шабат, но при моей работе это практически невозможно. Я очень хочу, чтобы мои дети росли именно так – с пониманием традиций нашей семьи, знаниями о своем происхождении и интересом к нему.
Как ваши родители относятся к тому, что вы соблюдаете?
Сначала они этого не поняли. Позднее, работая в Сохнуте, мы с приятелем Стасом Серебряным, организовывали автоориентирование по Москве – еврейские гонки «Стриткингс». Писали легенды на самые разные еврейские темы, и каждую гонку привязывали к ним, либо к еврейским праздникам. Каждые две недели была новая гонка. Дома я бурно это обсуждал с отцом, он давал мне советы, старался помочь. Однако, внедрить в родительскую семью, в их обиход и повседневную жизнь еврейские традиции мне так и не удалось.
Вы кардиохирург, и по роду профессии наверняка сравниваете состояние медицины в России, где работаете, и в Израиле – одной из самых продвинутых стран в области здравоохранения. Вам никогда не хотелось поработать там?
Да, хотелось. Более того, несколько лет назад мы с супругой серьезно планировали уехать в Израиль, я изучал всевозможные программы репатриации, уже примерно предполагал, в какой клинике смогу работать. Но, к сожалению или к счастью, сложилось так, что мы остались в Москве. Сначала откладывали переезд на то время, когда родится второй ребенок, потом – третий. Так и не уехали. С одной стороны, здесь у меня есть все, что нужно в среднем человеку для спокойной жизни: квартира, машина, дача; в Израиле – неизвестно еще, что нас ждет. С другой стороны, я живу с чувством, что постоянно что-то не доделываю, что где-то на планете уже есть медицина, которая всегда на шаг впереди нашей. И конечно, хотелось бы идти в ногу с ней.
Как отличается подход к пациентам в России и в Израиле?
Отличатся скорее подход к человеческой жизни, к самому факту существования людей. Не секрет, что в силу разных причин в России не очень ценна человеческая жизнь. В Израиле же напротив: людей берегут. Вот это очень важно.
За что вы любите свою профессию?
Я бы не сказал, что я ее люблю. Я с ней скорее дружу, нормально к ней отношусь. Точнее, я просто живу работой и на работе.
Дело в том, что я и мои коллеги работаем по двадцать часов в сутки, при этом все равно имея летальность и осложнения, мы всегда хотим сделать еще больше, еще лучше, мечтаем внедрить в российскую медицину те разработки, с которыми познакомились на стажировках в Мюнхене, Париже, Брюсселе. Хирургия – это тяжелый труд, грязь и кровь. Это работа, из-за которой я почти не вижу собственных детей. И если вот так на секунду остановиться и задуматься: «Люблю ли я свою работу?», я отвечу: «Да ненавижу!». Но при этом мне крупно повезло работать в хорошем госпитале, где налажена работа команды, где можно почувствовать, как ты приносишь пользу, по-настоящему влияешь на судьбы людей. По поводу последнего, кстати, есть хороший анекдот: «В чем разница между кардиохирургом и Б-гом? – Б-г никогда не думает, что он кардиохирург».
